Вокруг света 1976-02, страница 14

I

ние, ведущее даже самых сильных, самых упорных и испытанных в лучшем случае к обмороку, в худшем — к истерике и сумасшествию.

Это был великий поход. Поход одного батальона. Нещадно палило тропическое солнце. Ни пятнышка тени среди плоских рисовых полей. Свыше сорока градусов по Цельсию. Под пластмассовыми касками набухают потом зеленые махровые полотенца, защищающие затылки и шеи от тепловых ударов и ожогов. Висящая за спиной амуниция оттягивает почерневшие воротники гимнастерок. «Слоновый хобот» — матерчатая скатка с набитым в нее рисом — трет плечо и бедро. Противотанковые ружья, пулеметы, боезапас к ним, бамбуковые колья для забрасывания колючей проволоки— все, что несет с собой батальон, распределено по солдатским спинам. Босая нога так мягко входит в чуть прохладный ил поля, но как тяжело выдирать ее из этого вязкого, липучего коричневого теста, кишащего насекомыми!

Изредка попадается крестьянин в рваной коричневой пижаме, удивленно открывший рот. Боевое охранение или разведывательный дозор, высланные вперед и на фланги, хлюпают по жиже поля дальше, всматриваясь налитыми кровью глазами в жаркое марево, туда, вперед, откуда в любую секунду могут хлестануть свинцовые плети пулеметного огня или загавкать утробными хрипами минометы. Когда колонна проходит, комиссар Нгу-ен Ченг Ан останавливается возле крестьянина и, отдав ему честь, просит извинить батальон за ущерб, нанесенный полю. Что творится в душе у человека в рваной крестьянской пижаме, привыкшего к тому, что «правительственные» войска не только вытаптывают его посадки, но и дочиста обирают дом, если проходят мимо? О чем он думает, глядя, как шатающиеся от усталости парни с золотыми звездочками по-крестьянски расторопно, старательно, чтобы не помять, пропускают меж босых ног стебли риса? Спрашивать некогда. Нужно вперед, вперед...

Батальон, все четыреста человек, форсировал две реки, обходя села, городки, посты, блокгаузы, и вышел в назначенный час на намеченный рубеж, преодолев на территории, контролируемой противником, расстояние в 20 километров по полету птицы за два неполных дня. 9 мар

та, расцвечивая вспышками выстрелов фиолетовый рассвет, три колонны батальона начали атаку в направлении общины Фузя и, протыкая оборону противника, рванулись в сторону морского побережья. Успех был полным, и первая рота батальона, поддержанная населением, захватила Центральный тактический пост в приморской общине Фуфонг.

До 13 марта шел здесь упорный, тяжелый, утомительный бой. В воздухе над позициями роты повисли два вертолета-раз-ведчика. Поддерживаемые бомбардировщиками, ее контратаковали 12 танков и около двухсот десантников. Бойцы оборонялись без артиллерии.

...Сиплый нечленораздельный вопль взводного. Трое с противотанковым ружьем, отталкиваясь от земли как-то по-восточному — бедрами, задирая пятки в черных резиновых сандалиях в воздух, ползут среди красноватых комлыг почвы, вывернутых очередью из крупнокалиберного пулемета. Исчезают в какой-то яме. Впереди — размазанный оранжевый закат над морем, на фоне которого резко выделяются спички стволов танковых пушек. Все это напоминает тир для духовых ружей. Но там, где только что исчез расчет бронебойщиков, взрывается настоящая мина. Позже выясняется: выжил лишь один, новобранец Куи, пришедший в батальон только в сентябре 1974 года. Он стрелял из автомата, бил из противотанкового ружья, остался жив и «получил боевой орден третьей степени.

Все это происходило на юге от Хюэ, где 4-й особый батальон героически сражался до 16 марта. А в это время армейский корпус НВСО, пробивая себе путь артиллерией, начал наступление с севера, от Куангчи на Хюэ. В 10.30 утра поступило на пульт связи у сайгонского аэродрома Таншоннят донесение: на город Куангнгай, южнее Дананга, начался артиллерийский и ракетный налет патриотов. Таким образом, огромная зона побережья, протяженностью без малого в 600 километров, оказалась в клещах освободительных сил. Атака 4-го батальона создала иллюзию, что уже началось рассечение всего этого сектора на отдельные котлы. Паника, заставившая бежать 23-ю дивизию, электрическим шоком прошла через штабы Хюэ и Дананга.

В ночь с 23 на 24 марта завершилось окружение Хюэ. Корот

кие волны радиоприемника были забиты. Сквозь писк и треск морзянки прорывались призывы о помощи и матерная ругань командиров частей, попавших в котел. Чаще всего слышались голоса полковника полиции Тоа-на и генерала Нго Куанг Чыонга, командира первого армейского корпуса, который должен был держать оборону Хюэ. 25-го генерал перестал отвечать Тоану. Он вышел из пределов досягаемости полицейских передатчиков, перебравшись на американский военный корабль в Тонкинском заливе, доставивший его полным ходом в Дананг. Полковник тщетно требовал транспорта для эвакуации своих людей. В эфире прозвучал его приказ подчиненным частям: «Стреляйте в любого из первого корпуса! Захватывайте его корабли и уходите!»

Разбитые и потрепанные части концентрировались тем временем в порту Тхуанан, где река Ароматная выходит в море. Первым сюда прибыл третий пехотный полк. С ним-то и столкнулись полицейские части Тоана, бравшие на абордаж оставшиеся два корабля. Началась давка. Она усилилась с подходом 147-й бригады морских пехотинцев. Обозленные и голодные, отчаявшись попасть на переполненные суда, пехотинцы открыли огонь по тем, кто преграждал им путь к трапам, а когда капитаны навели пулеметы, в ответ полетели гранаты. Оба корабля, объятые пламенем, начали тонуть. Часть солдат бросилась вплавь на дру-гую сторону залива. Там их встретили шестеро бойцов из патруля НВСО. За считанные минуты они взяли в плен почти десять тысяч человек.

ПАДЕНИЕ САЙГОНА

Высокий боец штабной охраны, опоясанный брезентовым подсумком для автоматных магазинов, поднялся из гнезда, «свитого» из мешков с песком у трубы шлагбаума. Предъявляю документы подошедшему лейтенанту. Пока идет тщательная сверка моей очень трудной для вьетнамского глаза и уха фамилии, я наблюдаю, как в (пятнадцати метрах дальше формируются военные патрули. Один отправился в путь на трофейном мотороллере — сержант и солдат с полевой рацией уселись на осевшую под их тяжестью итальянскую «ламбретту». Вдоль ее переднего крыла белой краской на черном фоне выведено «ЕЕ 1639».

12