Вокруг света 1976-04, страница 21

даст прекрасную возможность попрактиковаться в русском языке. Я спросил, с кем она оставила дочь.

— Профсоюзная организация... да, ПЭО имеет чистый, аккуратный детский садик, где очень заботятся о детях, — ответила она по-русски.

Ира, как и ее муж, члены ЭДОН, прогрессивной молодежной организации, которая за последние годы стала играть все более заметную роль в общественной жизни страны. Помимо просветительской деятельности среди молодых рабочих, крестьян, служащих, студентов и школьников, организация показала свои боевые качества в столкновениях с террористами Гриваса.

Заработал телекс, но тут же осекся, словно линию обрубили.

В наш разговор врывался немузыкальный аккомпанемент стройки: на соседней улице рос многоэтажный дом. Он уже возвышался над местным одноэтажным окружением, как дерево над низкорослым кустарником. Однако в какофонии стройки я стал улавливать новую ноту: дробная россыпь молотков стала нарастать. И тут я словно проснулся: какие там молотки!..

— Стреляют? — тревожно спросила Ира.

Мимо дома, вниз по широкому и нарядному проспекту Макариоса с грохотом покатили танки. Они врезались в поток автомашин, а глядевшие из открытых люков солдаты жестикулировали и что-то кричали. Время от времени то одна, то другая бронированная башня выплевывала короткую пулеметную очередь — на страх толпе, на увеселение танкистам. Какая-то легковая машина, не успев увернуться, была задета бронированным гигантом и, как отфутболенный мяч, ударилась о столб электроосвещения, отскочила в витрину магазина, теряя на этой разрушительной траектории дверцы и колеса.

Автоматные и пулеметные очереди вспыхивали в разных районах столицы. Радио продолжало передавать военные марши. Орудийные выстрелы донеслись со стороны архиепископского дворца. А над президентским дворцом рос гриб черно-бурого дыма. Радио прервало военно-музыкальную передачу и передало экстренное сообщение о том, что Национальная гвардия предприняла героический акт спасения родины, что власть в ее руках, что Макариос погиб.

2*

Затем было объявлено о введении комендантского часа. Только военным да автомашинам «Скорой помощи» разрешалось появляться на улицах города.

Ира сказала, что пойдет к дочери. Мы убеждали ее не делать этого, переждать, но она не находила себе места. Тогда я сказал, что отвезу ее.

Машина кралась по вымершим улицам, кое-где выглядевшим так, словно по ним пронесся ураган: вывороченные столбы, покалеченные автомашины, изуродованный асфальт, разбитые витрины магазинов.

...По пустынной улице осторожно пробирался человек. Потом он притаился за углом дома и стал выглядывать из-за него, как это делают дети, когда играют в прятки.

— Ставрос! — тормозя, окликнул я.

Он красноречиво развел руки — «Ну, подумай только, вот повезло!» — и скользнул в машину.

— За мной охотятся, — сказал он. — Я знаю этих эоковских бандитов, и они меня знают.

Потом заговорил громко, срываясь на крик:

— Что они натворили! Попомни мои слова: это только начало трагедии, а кульминация... о, она будет страшнее! А правительство тоже хорошо: не вооружило народ. Будь у нас базуки или противотанковые гранаты... Смешно, честное слово, два десятка танков! Мы остановили бы их за несколько минут... Послушай, ты знаешь, откуда я сейчас? Из архиепископского дворца. Да, я был среди его защитников. Но танки расстреляли нас в упор, вот так, смотрели нам прямо в лицо и харкали! А ты знаешь, сколько оружия хранилось в архиепископском дворце? Двадцать тысяч единиц всякого оружия!.. Если бы это дали нам... Ох, о чем говорить. Останови, пожалуйста, здесь... Ну, спасибо вам, до свидания.

...Помню, мы стояли во дворе и смотрели в небо. Оно было размыто-голубым, с медными переливами солнца. Два «фантома» турецких военно-воздушных сил методично разгонялись по кругу, как гонщики на вираже, а затем устремлялись вниз, к аэродрому. Взрыв, столб дыма, по цвету напоминавшего выдох старого паровоза, и снова круги... Когда самолеты проходили над городом, с крыш домов раздавались нестройные и редкие автоматные

очереди и резкие хлопки карабинов.

Семья хозяина перетаскала в автомашину кое-какие пожитки.

— Едем в Лефкару. Там наши родственники. Тихая деревня. Там спокойно, — садясь за руль, говорил сын хозяина. А потом добавил: — Знаете, я не испытываю к ним особой ненависти.

— К кому?

— К ним... — он показал на небо. — О местных турках я и не говорю. Мы заживем мирно и дружно, как только нам перестанут мешать. Ведь мы прежде всего киприоты!

...На северо-востоке острова лежит большое селение. Его название — Коми Кебир — сложено из двух слов: греческого Коми и турецкого Кебир, которые означают одно и то же — Большая деревня. До июльских событий 1974 года я часто бывал в Коми Кебире с моим хорошим знакомым Кирьякосом Чупрасом, который здесь родился и провел годы детства и, не боясь показаться пристрастным, утверждал, что это лучшее место на Кипре и, конечно, на всей планете. В то время в селении было около четырех тысяч греков и турок-киприотов, которые занимались сельским хозяйством, собирая плоды рожкового дерева, миндаль, выращивая оливки,

Мы часто сиживали в скромном сельском кафе, которым заправляла тетя Кирьякоса, и он время от времени покидал наш столик, чтобы поговорить с новыми посетителями, а возвращаясь, пояснял: с тем он связан узами родства, с тем сидел за одной партой, у того обучился турецкому языку. Помню, я как-то спросил, насколько мирно здесь уживаются греки и турки. Он засмеялся и с оттенком некоторою снисхождения начал объяснять:

— Это одна большая семья. В 60-х годах, например, когда были спровоцированы эти отвратительные столкновения, турецкая администрация предложила турецкому населению Коми Кебир а переселиться в турецкий анклав, но комикебирцы отказались...

Светловолосый турецкий крестьянин с ладонями сухими и потрескавшимися, как лишенная влаги земля, сказал тогда:

— Да, мы живем одной дружной семьей. Все мы дети Коми Кебира. Так же, как все мы — киприоты. Если бы только нам не мешали жить одной семьей!..

19