Вокруг света 1976-09, страница 29

по главному острову архипелага. Не был я ни на Гоцо, ни на Ко-мино, тем более не попал на крохотные необитаемые островки, хотя до них, кажется, рукой подать: достаточно нанять лодку. На Фильфола, например, люди не жйвут, зато водятся там уникальные ящерицы — зеленые с красными пятнами. У некоторых особей по два, а то и три... хвоста. Наиболее популярная версия гласит, что острые осколки раковин наносят им глубокие раны, а уж из этих ран и вырастает порой новый хвост.

Островок Фангус-Рок, близ Гоцо, интересен уже не животным миром, а растительным. Здесь произрастает особый лишайник — так называемый «мальтийский гриб», .— прекрасное кровоостанавливающее средство. В свое время этот лишайник приносил дополнительный доход в казну гроссмейстера Мальтийского ордена: люди со всей Европы считали честью подлечить свои раны в рыцарском госпитале Валлетты.

Собственно же Мальта — главный остров — знаменит историческими памятниками, например массивными мегалитическими храмами бронзового века. Один из них — Гипогеум — расположен в гордде Паола, неподалеку от Валлетты. Точнее, не в городе, а под ним, ибо храм этот подземный — единственным в своем роде. Он высечен в скальной породе на глубине 12 метров и состоит из трех этажей — каждый площадью в полтораста квадратных метров. В центре храма находится огромное помещение. Если пройти в глубь его и шепотом произнести несколько слов в крохотное отверстие в дальней стене, то звук, непонятным образом многократно усиленный, гулко обрушится на собеседника, стоящего у входа. Наверное, только в Гипогеуме я впервые понял, что такое оракул древних и как он мог воздействовать на ищущих прорицаний.

Где-то на полпути между Пао-лой и Мдиной — древнейшей столицей острова времен римского владычества, расцвет которой относится ко второму веку до нашей эры, — я и свел знакомство с шофером Альберто.

Старенький «фиат» мчал нас по дороге,, оставляя за собой кучевой шлейф известняковой пыли. Шофер, вихрастый молодой мальтиец, темпераментно о чем-то говорил, путая слова из двух-трех языков, жестикулировал при этом, как постовой на перекрестке, то и дело бросал руль и

меньше всего думал о дороге. Отчетливо понимая, чем это может кончиться, Сэмюель слезно взывал к нему ехать помедленнее, но Альберто не щадил ни его нервов, ни внутренностей итальянской малолитражки, молившей о пощаде жутким ревом. В конце концов Хаггарт смирился с безысходностью положения, перестал реагировать на пулеметную трескотню Альберто и безучастно уставился в окно.

— Мальта, стало быть, теперь интересует всех, — растолковывал мне шофер. — Всем любопытно знать, что же у нас такое творится, если это столь сильно задело англичан. А я так скажу: не происходит ничего^.особенного. Просто Мальта наконец-то стала мальтийской...

Журналисты назвали события последних лет на Мальте «тихой революцией». Национализация судоремонтных верфей, установление государственного контроля над банками, воздушным и морским транспортом, телефонной сетью и телеграфом, радио и телевидением, где раньше работали только англичане и не разрешали правительству готовить собственных специалистов, осуществление широкой социальной программы — всеми этими мероприятиями лейбористы завоевали поддержку со стороны трудящихся и нажили врагов в стане крупной буржуазии.

— Я долгое время был без работы, — продолжал Альберто, не дожидаясь никаких вопросов с моей стороны. — Детей у нас с Бетти четверо. И решил я было ехать за границу: на заработки. Многие так поступали. А тут вдруг шоферов не стало хватать. Туристский бум, понимаете? Теперь туристов здесь ежегодно бывает столько, сколько нас, мальтийцев, живет на острове, — больше трехсот тысяч человек.

Потом стали приходить пособия на детей. Брат — он работает на верфи — каждый год получает надбавки к зарплате. А к рождеству нам обоим теперь вручают по 36 фунтов. Премиальные, иначе...

Хаггарт, который, как оказалось, все-таки слушал шофера, наконец не выдержал и вмешался:

— О чем вы говорите? О каком таком благоденствии? Ну, положим, лейбористы кое-что сделали. Но пять процентов из ста тысяч трудоспособных мальтийцев не имеют работы. А ваших соотечественников за рубежом трудится больше, чем здесь, на острове. При этом правительство

поощряет эмиграцию, потому что другого выхода из положения, естественно, не видит. Рабочая сила на острове по-прежнему самая дешевая ,в Европе.

Теперь\ о еде. После войны прошло уже тридцать лет, а Мальта до сих пор не может обеспечить себя продуктами питания и постоянно их импортирует. По сей день некоторые продукты первой необходимости раздаются по карточкам. Вы только посмотрите на эти поля, которые мы проезжаем. Им нужна техника, мелиорация, удобрения. В средние века вместо налога за стоянку у острова суда привозили на Мальту землю. Те времена, увы, прошли. Теперь крестьяне, чтобы было на чем растить хлеб, идут в горы, рыхлят грунт, очищают его от камней и перевозят к себе ца поле. Я знаю, что ребятишки корзинами носят в огороды морской ил, собранный на берегу: тонкий плодородный слой требует постоянного обновления, других же удобрений нет.

А бензин? Вы водитель, Альберто, и не мне вам говорить, что цена на него на Мальте чуть ли не самая высокая в мире-Да, я знаю, вы постоянно ищете нефть, надеясь с ее открытием решить все экономические проблемы на годы вперед. Ну а до той поры?..

Альберто выслушал англичанина и очень серьезно, раздельно произнес:

— Все так. У нас, конечно, ворох проблем. Но разве мы виноваты, что вся мальтийская промышленность — это несколько крошечных предприятий и полукустарных мастерских? Англичане-то меньше всего думали о нашей экономике. Что их интересовало? Военные базы. И кто в ответе, что все премьеры, исключая последнего, Доминика, шагу не могли ступить без англичан?

...Спускались сумерки теплого майского вечера. Яркие мохнатые звезды проявлялись в огромном фиолетовом небе. Опустели улочки Валлетты. Час «пассигга-ты» — ежевечерней обязательной прогулки, которую совершают все горожане, — прошел. Мальтийцы ложатся спать рано.

— Вот чему позавидуешь, так это погоде, — с грустью сказал Сэмюель. — Прекрасный климат на Мальте. А в Лондоне скорее всего идет дождь.

— Лучший сезон, наверное, еще впереди, — сказал я. — Лето здесь только начинается.

27