Вокруг света 1977-08, страница 64

Вокруг света 1977-08, страница 64

уловимо напоминает каменного сфинкса Египта, который, может быть, тоже ждет...

И когда вы уходите от древней печали этих глаз и начинаете рассматривать обратную сторону стелы, вам открываются рисунки. Грифон, какое-то странное животное с телом лошади и оленьими рогами. Меч. Так рисовали алтайские кочевники скифской эпохи. Имеют ли эти рисунки отношение к тому, кто застыл в камне? Пока сказать определенно нельзя.

На отвесной скале позади стелы опять рисунки, но другие. Олени с рогами-елочками, косули, бараны, колесницы, люди. Кто-то оставил их здесь. Возможно, те же ранние кочевники, чьи курганы и менгиры идут вдоль тракта. Каждый народ оставлял здесь о себе память. «Столько много народов, — писал Рерих, — принесли свои лучшие созвучия и мечты. Шаги племен уходят и приходят». Шаги племен... Скифы, гунны, тюрки... Одни шли на восток, устремляясь к неприступным снежным горам. Другие двигались на запад, к обширным равнинам Сибири.

Древняя дорога была похожа на гигантскую артерию, в кото рой толчками пульсировала горячая кровь. Откуда рождалось желание того движения, что гнало век за веком по алтайскому тракту, через горы и перевалы, через сухие степи многие тысячи людей? Да, ими двигала жажда завоевания новых пространств, поиски тучных пастбищ. Богатства более удачливых соседей тоже побуждали их к действию. Но не было ли в этом еще какой-то силы, которая так легко позволяла сниматься с насиженного места и устремляться в неведомое? Неудержимая привлекательность дали, наивная попытка преодолеть черту горизонта...

Давно затихли шаги прошедших племен, века и пространства поглотили их живые следы. Древний путь превратился в широкое, асфальтированное шоссе Чуйского тракта. На тракте день и ночь гудят машины. Тракт — основная транспортная артерия Горно-Алтайской автономной области. По ней идут грузы в соседнюю Монголию и из Монголии. Вдоль нее тянутся провода электропередачи и телефонные кабели. В 1926 году тракт выглядел иначе. Но Рерих о нем не писал. Его экспедиция не проходила по этому главному пути движения народов через Алтай. Николай Константино

вич предпочел параллельный, на мой взгляд, второстепенный путь. Но это только на мой взгляд. Этот взгляд возник потому, что я пока не знаю побудительных мотивов, заставивших Рериха, для которого проблема переселения народов была одной из основных, пойти другим маршрутом — тем, который повторила и я. Может быть, не только переселение народов его интересовало, но и что-то другое, что пока от нас скрыто. Как бы то ни было, проблема загадочного маршрута экспедиции возникла и требует своего решения. Думаю, что оно со временем придет...

Мой главный путь — а таковым был для меня маршрут Центрально-Азиатской экспедиции, — окончился, и я попала на Чуйский тракт. Но в этом опять-таки был повинен Рерих. «Проведите линию, — писал он в своей книге о Центрально-Азиатской экспедиции, — от южнорусских степей и от Северного Кавказа через степные области на Семипалатинск, Алтай, Монголию и оттуда поверните ее к югу, чтобы не ошибиться в главной артерии движения народов».

...И вот мы едем на «газике» по Чуйскому тракту. За баранкой Николай Михайлович Тимофеев. Не очень обычный человек и еще более необычный шофер. В его светлых глазах живет извечное и никогда не утоляемое любопытство к окружающему миру. Николай Михайлович работает шофером в областном управлении культуры.

Лента дороги вьется среди синеющих гор, идет по обрывистым берегам быстрых рек, подходит вплотную к отвесным скалам, взбирается на перевалы и спускается с них, устремляясь к белеющим вдали снежным хребтам. Эти хребты надвигаются на тракт, и кажется, что дорога сейчас упрется в них, остановится и прекратит свой извечный бег. Но снежные вершины постепенно отодвигаются к горизонту и дают простор Курайской степи, которая приветствует дорогу феерией красок. Степь образует самые неожиданные сочетания холмов, невысоких гор и обнаженных скал. Дорога стремится мимо Се-веро-Чуйского хребта к Кош-Агачу. За Кош-Агачем она делает резкий поворот к югу и через просторные речные долины уходит к Ташанте, а затем исчезает в горах и степях Монголии.

Мы едем по тракту целую неделю, ищем следы прошедших

здесь племен и народов. Мы на^ ходим их везде — и вдоль самого тракта, и в долине Каракола, и между реками Барбургазы и Юстыд. Стоит только внимательно присмотреться, и сразу замечаешь древние погребения. Насыпанные из камней, большие и малые, просто каменные круговые выкладки, погребения, отмеченные менгирами и без них. Все это различные формы древней культуры мегалита. Культура «больших камней». Она была распространена во многих частях мира и кое-где даже сохранилась и в наши дни.

С курганами соперничают вертикальные камни менгиров. Одиночные и расположенные группами. Целые аллеи меншров, уходящие туда, где восходит солнце. Реже попадаются стелы. Те же менгиры, но выше. Порой до четырех метров. На них высечены боевые топоры, мечи, а иногда три таинственных круга.

Николай Михайлович заболел всем увиденным сразу и бесповоротно.

— Курган! — торжествующе сообщал он. — Надо остановиться.

Мы останавливались.

— Менгир!' — Мы снова останавливаемся. Наконец я взмолилась:

— Николай Михайлович, мы сейчас видели точно* такой же, а времени у нас немного.

Но Николай Михайлович вперял в меня безжалостный взгляд и оставался глух к мольбам.

— Надо, — говорил он категорически. — А вдруг...

И это непознанное для меня «вдруг» таинственно и необъяснимо двигало Николаем Михайловичем.

Его воображение поразили курганы в Туэкте. Мое тоже. Высокие горы камней, покрытые темной патиной времени и разноцветьем лишайников, они возвышались в тихой солнечной долине на окраине поселка Туэкта. Вокруг них расстилалось поле, и ветер волнами пробегал по не созревшему еще овсу.

Погребения такого типа давно привлекали внимание археологов. Еще в конце XVIII — начале XIX века их копал русский археолог П. К-. Фролов. В 1865 году В. В. Радлов раскопал катандин-ские курганы, в 1911 году А. В. Адрианов исследовал погребения на реке Майэмире. Советские археологи продолжили

62