Вокруг света 1978-01, страница 78

Столики стояли на подветренной стороне улицы, и здесь было сравнительно тихо. Но мы видели, как взвихривается и завивается смерчиками мусор в сточной канаве, а порой ледяные языки ветра дохлестывались даже досюда и злобно цепляли нас за ноги, и по крышам перекатывался неумолчный гул. Неподалеку от нас два бродячих музыканта — скрипач и волынщик — тянули дикую, но однотонную мелодию. Иногда они прерывали игру, чтобы выпить, а потом снова заводили ту \ же мелодию. Она, вероятно, была нескончаемой, эта однообразная, как гул ветра, унылая и в то же время исступленно-воинственная мелодия. Официант принес нам кофе и две рюмки бренди, и, пока он шел к нашему столику, ветер несколько раз дергал его за грязный фартук, и под первым мы видели второй, суконный, тоже засаленный. За соседним столиком сидели пятеро молодых парней, они пили вино и, расплачиваясь, бросали медяки официанту на / поднос, и он, не глядя, отправлял их в карман, и, казалось, что он отличает достоинство монет по звуку.

— Давай выпьем, — сказал Дон.

— Можно, — сказал я.

Несколько прохожих остановились рядом с музыкантами, чтобы послушать музыку; потом мимо кафе проехала высокая двуколка, груженная вязанками хвороста, — ее тащил мул-недоросток, и подталкивала сзади какая-то женщина; а потом на улице появилась эта девушка. Она была в белом, почти светящемся платье, без пальто, и она шла плавно, упруго и свободно. Мне на весь мир стало наплевать, когда я увидел это белое, светящееся в сумерках платье. Я смотрел и думал: «Через несколько секунд она подойдет ко мне так близко, как не приближалась — и не приблизится — никогда, а потом исчезнет на веки веков, навсегда». Тут я заметил, что и Дон на нее смотрит, а немного погодя мы увидели подъехавшего на велосипеде солдата. Он спрьпнул с велосипеда и пошел к ней, и на мгновение они остановились — лицом к лицу, не прикасаясь друг к другу — в толпе, среди людей. Может быть, они даже не разговаривали, и совершенно неважно, сколько времени они так стояли, потому что время тоже остановилось. А потом я почувствовал, что кто-то меня толкает, это был Дон.

— Посмотри-ка. — Он показал на соседний стол. Пятеро парней не то что смотрели — они тяну

лись, почти физически тянулись к ней: голова к голове, изредка — поднятая рука, ладонь, еле заметный жест, — и повернутые в одну сторону лица. Потом парни чуть распрямились, сели ровнее, но не отвернулись; официант — старик, старая развалина, старше самой старухи Похоти — глядел.туда же. Но вот те двое повернулись и пошли по улице, и солдат вел свой велосипед, придерживая его за руль. Но прежде чем уйти совсем, они остановились еще раз — посреди улицы, среди людей — лицом к лицу, не касаясь друг друга. И ушли. — Давай выпьем, — сказал Дон.

Официант поставил на наш стол еще две рюмки с бренди.

— В вашу деревню, кажется, приехал военный, — сказал Дон.

— Это вы верно, — сказал официант. — Один.

— Сдается мне, что больше вам и не нужно, — сказал Дон. Официант глянул вдоль улицы. Но они уже скрылись, и она унесла— или, может, увела — свое белое, слишком белое для всех нас платье.

— У нас тут поговаривают, что нам и один-то ни к чему. — Он больше походил на церковника, чем священник: унылое лицо, длинный тонкий нос, на макушке — круглая плешь. Но в то же время он был похож на подраненного ястреба. — Вы остановились у священника, синьоры?

— Гостиницы-то у вас нет, — сказал Дон.

— А зачем она здесь? Кто сюда забредет, если он не тащится пешком? А пешком здесь, кроме вас, англичан, никто не ходит.

— Мы американцы.

— Оно конечно. — Он почти незаметно пожал плечами. — Это уж ваше дело. — Потом сказал:— Вы просились к Кавальканти?

— Родственники военного, да? Просились. Но его тетка сказала...

— Она не послала вас к священнику?

— Нет.

— Вон как, — сказал официант. Он нагнулся и в1Ытер фартуком стол. — Так, значит, американцы?

— Американцы, — сказал Дон. — А почему она не послала йас к священнику?

Официант аккуратно протирал фартуком стол.

— Кавальканти-то? А она даже в нашу церковь не ходит.

— Не ходит в вашу церковь?

— Не ходит. Вот уже три года не ходит. А ее муж ходит молиться в соседнюю деревню. ,

— Понятно, — сказал Дон. — Так, значит, три года назад они сменили приход?

— Сменили? Она-то теперь нигде не молится. — Он углядел на столе еще одно пятнышко. И аккуратно вытер его фартуком. — Да и перемены-то, они тоже бывают разные; бывают такие, что и не заметишь, а то, бывает, далеко заходят. — Он посмотрел на нас. — Она вроде меня.

— Вроде вас?

— Вы не пробовали говорить с ней о церковниках? — Он посмот-. рел на Дона. — А вот зайдите к ней завтра и попробуйте.

— И это, значит, случилось три года назад, — сказал Дон. — Три года назад у вас тут мнргое стало меняться.

— Во-во. Племянник ушел в армию, дядя сменил приход, а тетушка... И все за одну неделю!

— А что вообще у вас тут говорят про ваши перемены?

— Про какие перемены?

— А вот про недавние.

— Про какие недавние? — Он смотрел на Дона. — Вроде бы по закону перемены не запрещены.

— Так-то оно так. Если перемены законные. Но иногда законники просто хотят проверить, все ли идет по закону. Верно?

Официант сделал вид, что ему стало совсем неинтересно. Но его выдавали глаза, выражение лица.

— Как вы догадались, что он из полиции?

— Из полиции?

— Ну да. Вы его еще военным назвали, видно, забыли, как по-на-шему «полицейский». Ничего, синьоры, поживете у нас подольше — все слова будете помнить.— Он смотрел на Дона. — Значит, вы его тоже раскусили, да? Он сегодня заявился, под вечер; и давай всем рассказывать, что он коммивояжер, что он, мол, ботинки продает. Ну я-то сразу его раскусил.

— Вон что, — сказал Дон. — Уже, значит, приехал. Так почему же он не прекратил... почему он разрешил им...

— Ну а вы, — сказал я, — откуда вы знаете, что он из полиции?

Официант посмотрел на меня.

— А я не знаю. Да и знать не хочу, молодой человек. Что вам больше нравится — думать про кого-нибудь, что он шпик, да ошибиться? Или наоборот?

— Правильно, — сказал Дон. — Так вот, значит, что тут у вас болтают.

Но официант отвернулся и всматривался в черную темень улицы.

— Хотел бы я знать, кто за ним послал, — сказал Дон. — За полицейским.

76