Вокруг света 1978-05, страница 68

Росса до моря Уэдделла через весь материк. Но все сведения об этом районе были почти двадцатилетней давности. А если учесть, что ледники здесь ползут в сторону океана со скоростью до 2000 метров в год, береговая черта должна меняться буквально на глазах.

Леонид Иванович Дубровин, начальник сектора антарктических исследований, сказал, усмехаясь: «Что вы гадаете на кофейной гуще? Плывите и на месте разберитесь, что к чему». И мы поплыли.

...Купол мыса Норвегия открылся на 34-й день плавания, можно сказать, при странных обстоятельствах. Часа в 4 утра меня разбудил вахтенный.

— Вас просят подняться на мостик.

Наш «Капитан Марков» лежал в дрейфе среди мелкобитого льда. Слева по носу уходил за горизонт частокол айсбергов. Было тихо, как может быть тихо только в Антарктиде. На мостике — сргарпом и капитан Матусе-вич.

— Для начала скажи, гидролог, видишь ли ты окрест мыс Норвегия или хотя бы берег? Прости нас, неразумных, но по прокладке мы уже в нескольких кабельтовых от него, однако....

Вдалеке, милях в двадцати, свинцово отсвечивая склоном, угадывался либо далекий горб громадного айсберга, либо желанный мыс. На нем можно разглядеть то ли тени облаков, то ли трещины. Если берег где-то и есть, то ничего более похожего на него вокруг не было.

А эхограмма вычерчивала глубину под килем... 3 метра. По карте же в этом районе должно быть не менее 300. Было от чего занервничать старпому, положить судно в дрейф и поднять ни свет ни заря капитана. Такие шуточки с глубинами вблизи берега в Антарктиде бывают. Особенно весной и летом. Потоки талой воды, сбегающие весной и летом с береговых оазисов и ледников, разливаются по поверхности тяжелых морских вод. Граница раздела между ними, известная под названием «слоя скачка», выражена весной особенно четко, и сигнал эхолота пишет «ложное дно». Источником такой записи на эхограмме могут служить еще и скопления так называемого внутриводного льда...

— С чем-то подобным мы и столкнулись, — после продолжительного экскурса в особенности прибрежной антарктической

океанологии сказал я. — Еще и не то будет. Это Антарктика.

Мы вошли в пролив между громадным айсбергом и берегом. Ветер был попутный. С востока тащило молодой лед, и совершенно неожиданно для нас началось сжатие.

После двух суток принудительного дрейфа, поймав разрежение во льдах, вызванное отливом, мы выскочили из этого мешка и с облегчением перевели дух — последние мили были особенно тяжкими. Ледяная каша здесь образовала перед носом судна подушку толщиной в несколько метров, которая смиряла все 7200 лошадиных сил судовых двигателей. Решили пойти кормой вперед, чтобы дорогу в этом месиве расчищал винт. Временами судно трясло как в лихорадке, а из-под борта, где-то уже против надстройки, выныривала глыбища льда, пережеванная с одного края винтом. Капитан и главмех, с|весившись через крыло мостика, говорили: «Нет, не тот лед. Вот, помню в Нагаево... Или на Шмидте...» Очередная глыбина выползла с кровавыми следами сурика на боках...

Итак, из ловушки выскочили. Но где же пропавшая полынья? На снимках, принятых со спутников, чистая вода черной полоской тянулась вдоль берега где-то совсем рядом. Решили проводить ледовую разведку с помощью вертолета. Вместе с Гариком Гри-куровым, начальником будущей станции, делаем первый вылет. Повисели над судном, привязались к мысу Норвегия и ушли в море. Дорога была. Ну, перемычка миль на десять тяжелого льда, дальше — водичка, все ясно.

Дальнейшее плавание на запад от мыса Норвегия проходило в полном противоречии между картой и реальной береговой чертой. «Капитан Марков» не уходил за пределы видимости берега, который высился слева от нас то отвесными ледяными обрывами, то разбитыми ледоломами выводных ледников, то едва просматривался далекой синей полосой, сливавшейся с низкой облачностью. Призраки бывших мысов блуждали теперь по океану айсбергами. Мы натыкались на новые берега, где двадцать лет назад в обширных бухтах и заливах, увековеченных на старых картах, играли в разводьях киты.

На переходе к «Халли-Бей» — английской антарктической станции, последнему «населенному

пункту» на нашем пути, — мы еще дважды сидели в тяжелых перемычках. Прошли сутки. А виденной нами с воздуха чистой воды не было — лишь лед, айсберги и никаких просветов. Едва взлетели — чистая вода слева по борту, в полутора милях. Почему же ее с мостика не видно? Пока судно ворочалось во льду, выбираясь на курс, указанный нами, мы сели на айсберг и полтора часа, став против солнца, припоминали случаи арктических и антарктических наваждений. Решили, что так и должно быть. Иначе чего бы стоили все эти высокие широты, если все ясно, как на блюдечке?

Й вновь вылетели прокладывать «Капитану Маркову» курс к «Халли-Бей».

...На «Халли-Бей» нам был оказан самый любезный прием. Прежде всего не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что Гарик Грикуров был знаком с начальником станции по прежним антарктическим экспедициям. Да, ±хроме того, ребята прожили долгую зиму в одиночестве, а тут мало того, что внезапно появилось громадное судно, так еще и русское.

После приветственных тостов — к делу: возможна ли на «Халли-Бей» заправка Ми-8? Можно ли в чрезвычайных случаях воспользоваться гостеприимством и найдется ли крыша над головой для 8—10 человек? Нужны ли им свежая картошка, капуста, яблоки и прочая, забытая за год, фруктово-овощная экзотика?

Все одобряется похлопыванием по спинам. Довольны все, кроме экипажа вертолета, — решено тут же заправиться горючим, вылететь с разведкой вдоль побережья и, если позволит погода, присмотреть место для базы. Всех теперь волнует — есть ли удобный для разгрузки барьер? Ведь свою «Дружную» — так еще в Ленинграде решили назвать базу — мы должны поставить в ближайшие дни.

С воздуха ледяные обрывы кажутся совсем низкими. Гарик просит пилота Громова опуститься к самой воде. На малой высоте ползем над бескрайним ледяным плато. Оно расстилается слева от нас, упираясь где-то за горизонтом в горы Шеклтона. Справа, за узкой полосой чистой воды, хаос» торосов.

Внимание всех приковывает какой-то конус, возвышающийся на краю ледника. Хоть глазу

66