Вокруг света 1978-08, страница 19

ш iiim:criMi.ii;iiiui ичшрпч.ипч v

— А теперь он убежал потому, что нас двое, — крестьянин обнял меня и засмеялся.

Продолжая широко улыбаться, он все так же жестами объяснил, что старенький «ситроен» — его машина. Он ходил на виноградник, а вернувшись и увидев рыжего, спрятался.

— Pericolo! — Опасно! — сказал крестьянин тихо, и улыбка разом исчезла с его лица, а глаза снова округлились от страха. Указывая пальцем в кусты на другой стороне дороги, он вновь повторил. — Legione fora!

Я уже кое-что знал о Корсике и тотчас понял, что рыжий — дезертир из иностранного легиона, встреча с которым в тех местах, пожалуй, опаснее, чем в тайге зимой с голодным волком. Кроме того, в разные годы встречался с теми, кого пытались усмирять «белые фуражки» в Алжире и во Вьетнаме. Слышал их рассказы в Марселе, городе, где для большинства «белых фуражек» начинается путь в легион.

* ♦ *

Иностранный легион французской армии из наемников различных национальностей создал король Луи-Филипп в 1831 году. Франция в те годы расширяла колониальные владения в Африке, и нужна была надежная военная сила, чтоб держать в повиновении покоренные народы. Карательные функции легиона определили и методы его действий, и его состав: воевать за деньги, за возможность по истечении срока службы выйти в отставку с «чистыми бумагами»; в легион шли чаще всего люди с преступным прошлым.

В начале пятидесятых годов XX века, когда легион был брошен на подавление национально-освободительной борьбы народов Индокитая, четыре пятых в нем составляли бывшие гитлеровцы. Потому-то в те годы невесело шутили: «Французский иностранный легион превратился в эсэсовский». Тогда в нем было 100 тысяч человек. На рубеже семидесятых годов — около восьми тысяч. Но легион отнюдь не скончался, не канул в Лету, как могло показаться потому, что о нем перестали писать газеты.

...По журналистским делам я много раз бывал в Марселе. Но нилак не удавалось узнать подробности об иностранном легионе из первых уст. Официальных интервью «белые фуражки» не дают, а сам легион — такая организация, куда не рискуют

пробираться даже местные журналисты.

Однажды в воскресенье я решил съездить на остров Иф. Все некогда было раньше посмотреть темницу, где якобы томился граф Монте-Кристо, тайный ход в соседнюю камеру аббата Фарио и скалу, с которой героя, сочтя за мертвеца, выбросили в море.

Погода в тот день испортилась. С моря дул резкий ветер. Легкое прогулочное суденышко, курсирующее между марсельским портом и островом, качало, и широкоплечий немолодой матрос у трапа протягивал туристам руку, чтобы ненароком не оступились. На тыльной стороне ладони, там где моряки испокон веков выкалывали свои имена, я увидел татуировку: «Le grand inconnue».

Матрос перехватил мой взгляд и быстро спросил:

— Знаете, что это такое?

— «Великий неизвестный». Это иностранный легиою, — ответил я. — Говорят, такую татуировку делают в легионе лишь те, кто решил остаться в нем на всю жизнь. Вы же, я вижу, здесь?

Вопрос остался без ответа.

Когда мы отчалили, матрос аккуратно сложил причальный конец и подошел ко мне.

— Я думал, — сказал он, закуривая, — что действительно прослужу в легионе всю жизнь. Все прошел — войну во Вьетнаме и Алжире, а здесь, совсем рядом, на Корсике, сломался. Там у легиона есть штрафной лагерь Сен Жан. Мы ведь не благородные девицы, никто не застрахован от того, чтобы угодить за его колючую проволоку. Вот и я попал. Знал, что не сахар там даже для нас, привыкших ко всему. Но чтоб такое, не представлял. На фронте легче. Даже под кинжальным огнем с обоих флангов. Выдержал я все-таки лагерь, но сказал себе: «Хватит!»

Мы присели на скамью у борта.

— Можно я буду записывать?

— Пожалуйста. — Он дернул плечом.

— И имя ваше могу записать?

— Пишите любое, какое вам нравится. Мишель Дюпон.

— Ну что же, пусть будет Мишель...

Он широко улыбнулся.

— Вы ж, наверное, ^анаете, что после службы в иностранном легионе, даже если я покажу вам свой паспорт, там будет вписано вовсе не мое настоящее имя. Его нет с того дня, когда двадцать с лишним лет назад я пришел на вербовочный пункт легиона в Марселе. Теперь я «великий неизвестный» на всю жизнь...

Наш рейс в то утро был у него последним. Поэтому я решил оставить туристские достопримечательности до следующего раза и вернулся с ним в Марсель.

По дороге у небольшого гаража к нам присоединился приятель Мишеля — механик Франсуа. Даже по его выговору было ясно, что он вовсе не француз.

Мы зашли в небольшой ресторанчик, где у Мишеля и Франсуа был свой столик в глубине полутемного зальчика.

— Еще бы, — сказал Мишель, — последние десять лет я хожу сюда каждый день. А до этого пятнадцать лет службы обедал здесь, когда был в отпуске или в дни редких увольнений. У меня ведь, как и у большинства легионеров, не было тогда родного дома...

— Мы приходили сюда, — тихо поправил его Франсуа.

— Верно. Нас было четверо. Первый день был зимний, дождливый. Как щепки разбитых судов, выбросило нас тогда на набережную Марселя к камину этой харчевни. Сидели молча, грелись. Затем, также молча, разошлись по разным столикам. А потом ушли из ресторана в разные стороны. И забыли бы о первой встрече, но спустя часа два встретились снова — на вербовочном пункте иностранного легиона.

Ближе познакомились вечером, когда снова сошлись в том же ресторанчике. У всех отныне была одна судьба. Ни семьи, ни прошлого. Никто не скажет доброго слова, не согреет. И будущее одно — «увидеть мир», как обещали рекламные «плакаты иностранного легиона. Тогда еще я подумал, — Мишель прищурился, — людей тоже увидим. В прорезь винтовочного прицела.

Он замолчал.

— Кроме нас, — продолжал Франсуа, — здесь были еще Ро-бер и Поль. Кто, откуда, почему оказался в легионе, мы не знали и не интересовались. Когда поступаешь в легион, проверяют лишь здоровье. По возможности возраст, чтоб не моложе восемнадцати и не старше сорока. Условия службы простые: воевать, где прикажут; убивать, кого скажут. Если останешься жив, через пять лет имеешь право на отставку, французское гражданство и безукоризненные документы. Имя — любое, какое тебе понравится.

— Мы знали, что нас называют «легион убийц», — Мишель положил на стол грубые тяжелые руки. — Да, мы убивали

2 «Вокруг света» № 8

17