Вокруг света 1978-11, страница 62

тивисты и молодежь. Мы обсудим кое-какие мои планы, а на следующий день проведем «ка-бари» — собрание жителей всей деревни. На нем окончательно и решим: довольствоваться крестьянам плохими урожаями и продолжать нищенствовать или попробовать жить получше.

ЛЕМУРЫ ГОЛОСУЮТ «ЗА»

Учитывая деликатную тему, которую обсуждали «заговорщики», я ушел из хижины бродить по лесу. Однако на следующий день, когда все семьдесят семь обитателей Андрофари собрались под развесистым деревом кэшью на собрание, я по достоинству оценил сценарий, разработанный Андри.

Первым выступал мужчина лет тридцати, проведший, как мне рассказал Андри, при колониальном режиме три года в тюрьме за «большевизм».

— Друзья мои, — сказал он. — Сегодня сюда пришли все, кто есть сейчас в Андрофари. Но пусть каждый посмотрит на остальных. Он увидит лишь стариков, женщин и детей. Не мне вам рассказывать, где все наши мужчины. Они в Анталахе, зарабатывают деньги, собирая ваниль и гвоздику. Раньше, до независимости, они работали там на французов. Теперь основная часть пряностей Мадагаскара выращивается на полях мальгашей, таких же, как и мы с вами. Так почему же наши мужчины уходят в Анталаху работать на других, а не выращивают ваниль сами? Почему?

— Потому что выращивать ваниль — фади, — ответил кто-то из молодых.

— Правильно, фади, — продолжал оратор. — А как оно возникло? Пусть кто-нибудь из уважаемых односельчан, препятствующих нам сажать ваниль, расскажет, как возникло это фади.

Встал почтенный дородный старец, вокруг которого группировалось все пожилое население деревни.

— Когда многих из здесь сидящих еще не было на свете, мы тоже начали сажать ваниль. Вернее, сажать ее заставили нас французы. Мороки с ней было так много, что ваши деды и прадеды даже забросили свои поля. Мы вырастили хороший урожай ванили. Но французы отобрали его у нас, заплатив жалкие гроши. А те, кто забросил свои поля из-за этих стручков, остались

с пустыми амбарами. Начались болезни. Почти каждую хижину навестила смерть. Никогда в нашей деревне не было такого до тех пор, пока в ней не появилась ваниль. Она была всему причиной. И мы объявили ее нашим фади.

Было видно, что собравшиеся начинают раскалываться на два лагеря. Молодежь и женщины что-то недовольно закричали. Не теряя самообладания, Андри встал и подчеркнуто вежливо поклонился своему оппоненту.

— Я был бы очень признателен, ранхаги, если бы вы рассказали молодым о причинах некоторых фади. Но поскольку я человек приезжий, то, прежде чем начинать наш разговор, давайте сначала познакомимся. Меня зовут Андрианарананацифе-ра, но можно просто — Андри. А как ваше имя, ранхаги?

Старец неожиданно покраснел и, смешно надув щеки, сжал губы. Молодежь захихикала, ортодоксы зашептались. Затем все притихли.

— Как же вас величать, ранхаги? — нарочито медленно спросил Андри.

Старец обернулся к своей группировке, явно надеясь найти поддержку.

— Ранхаги зовут В., — сказал кто-то из стариков. — Ранхаги Б. не может произносить свое имя. Для него это — фади.

— Ах, фади, — удивленно произнес Андри. — А я и не знал. Тогда, может быть, ранхаги Б. объяснит нам происхождение этого запрета?

Старец покраснел еще больше, и его кряжистая, посаженная на неестественно толстые ноги фигура как-то осела, сникла.

— Это мое Фади, — гоомко, но без былой уверенности произнес он. — Его завещал мне еще отец. В нашей семье мужчины никогда не произносят свои имена.

— Но ведь, как ты говоришь, у каждого фади есть своя веская причина, — вмешался мужчина, выступавший первым. — Почему же ты, ранхаги Б., прожив целых семь десятков лет, ни разу не произнес свое имя. Ведь это так неудобно: знакомясь с человеком, ждать, чтобы подошел кто-нибудь третий и сказал за тебя. Объясни нам, что случится, если ты произнесешь это слово сам.

Б. собрался было что-то ответить, но потом гордо выпрямился, сплюнул и направился на свое место. Старцы притихли. Молодежь и женщины ликовали.

— Значит, есть все-таки глупые фади, смысл которых не могут объяснить нам даже люди, которых мы должны уважать и слушаться, — произнес Андри, когда собравшиеся успокоились. — Что же касается моих поступков, которые Б. назвал необоснованными, то я хоть и молод, но могу их объяснить. Да и не только я. Все в Андрофари, кто выступает против некоторых фади, хотят, чтобы деревня жила лучще, чтобы мужчины не уезжали в Анталаху, чтобы у женщин были мужья, чтобы вы все вместе сажали ваниль и получили от нее доходы. Еще большие доходы можно получить, если сообща поднять новые земли, увеличить посадки сахарного тростника, перенести их с сухих земель на плодородные. Нам всем пора думать не только о разана и о лемурах, но и о своих интересах, об интересах нашей родины и ее будущем, в котором будут жить наши дети.

Андри замолчал, как бы дав собравшимся продумать сказанное им. Его слова попали в цель, ретрограды явно готовились к обороне, а молодежь переходила в наступление.

— Ты, товарищ Андри, сказал о детях, — робко начала девушка из заднего ряда. — Я учительница, школа расположена не здесь, а в соседней деревне. По прямой до нее километров шесть. В последнее время я стала замечать, что многие ученики опаздывают, другие не приходят вовсе. Поинтересовалась причиной; говорят, что некоторые родители объявили дорогу фади, чтобы не беспокоить лемуров. А дорога в обход — почти в три раза длиннее, по камням, корягам. Вот ребята и опаздывают, сбивают ноги, болеют. Об этом тоже надо было бы поговорить.

Андри вновь обратился к Б., в его голосе по-прежнему звучали уважительные нотки.

— Почтенный ранхаги только что сказал, что он стоит на страже фади в интересах духов предков. Он считает также, что многие из этих духов переселились в лемуров. Так не рассудят ли нас сами добрые сифаки? Почему бы нам всей деревней не попробовать позвать их из лесу? Если наш сегодняшний разговор не обидел разана, то они, наверное, откликнутся на наш зов. И тогда вместе с ними мы отменим те фади, которые мешают нам жить лучше.

Кабари начинало заметно походить на игру с предрешенным концом. Наверное, не мне одно

60