Вокруг света 1981-07, страница 37

пали к деревьям за нашей спиной, каждый облюбовал на всякий случай убежище. Всего полчаса до темноты... Томпсон выдернул из шляпы заряженный шприц, засунул его в казенник, подпер холостым патроном и закрыл затвор. Объездчик Ричард, волнуясь, тоже заряжал обездвиживающее ружье. Невин, инспектор, изготовился прикрывать Томпсона винтовкой; незавидная роль — ведь не исключено, что, застрели кто-нибудь носорога, спасая жизнь Томпсона, Томпсон убьет спасителя.

Томпсон начал подкрадываться к носорогу. Вниз по склону в овраг, укрываясь за кустами и травой, пригибаясь, внимательно глядя себе под ноги. Мы молча, замерев, провожали его взглядом.

Носорог был настороже, беспокойно шевелил ушами, фыркнув, сердито повернулся кругом, свирепо озираясь. Он чуял, что что-то происходит. Томпсон остановился, сунул руку в карман, вытащил кисет с пеплом, встряхнул его, и легкое облачко поплыло в воздухе на него. В сторону от носорога. Добро. Кусты закрывали Томпсона от зверя. Мы видели их обоих. Смотрели затаив дыхание, никто не шелохнулся.

Окаянный ветер менялся. И перемена становилась опасной. Еще немного — и зверь учует нас. Я чертыхался про себя. Томпсон стоял недви^ жимо. Носорог фыркнул, развернулся кругом, направив уши вперед и задрав кверху рог, сердито сделал пять шагов в сторону Томпсона, высматривая жертву. Томпсон стоял как вкопанный.

Носорог свирепо смотрел на укрытие Томпсона, потом повернулся кругом и уставился в другую сторону. Я перевел дух. Томпсон снова встряхнул кисет. Ветер переменился в лучшую сторону. Будь местность удобнее, Томпсон, наверно — нет, несомненно,— зашел бы с другого бока. Спустился бы по ветру, обходя зверя, потом стал бы подкрадываться против ветра. Но овраг есть овраг, и до темноты — считанные минуты. Если Томпсону сейчас не удастся обездвижить носорога, в темноте мы окончательно потеряем след. Томпсон осторожно двинулся вниз по склону.

Теперь не больше полусотни метров отделяло его от зверя. Томпсону надо спуститься на дно оврага и подняться на противоположный склон. Но там никакого укрытия. И ни одного подходящего дерева, чтобы влезть на него, если зверь пойдет в атаку. Один яростный бросок — и человеку конец, пролетит десять метров по воздуху и застрянет в колючках с распоротым животом. Пятьдесят метров — предельная дистанция для обездвиживающего заряда. Пора стрелять, подумал я. Да только сможет ли он как следует прицелиться из густого кустарника? Томпсон под

нес приклад к плечу. Добро! Носорог фыркнул, развернулся и злобно уставился на укрытие Томпсона.

Томпсон замер, не опуская ружья. Зверь стоял, подняв грозную голову, направив уши вперед. Томпсон целился, но курка не нажимал. Видимость его не устраивала. Любая ветка, любая травинка отклонит в сторону шприц. И зверь уйдет. Пойдет ли в атаку или обратится в бегство — все равно уйдет. И целый день насмарку. Томпсон замер, а зверь свирепо глядел в его сторону, и мне почудилось, что я вижу, как мышцы ловца дрожат от напряжения. Носорог фыркнул и повернулся вполоборота.

Ему что-то послышалось, и он, высоко держа голову с грозным рогом и направленными вперед ушами, повернулся, подставив охотнику свой здоровенный бок. Томпсон с ружьем наготове молниеносно переместился на три шага вниз по склону, ища окошко в кустарнике,— нашел. Зверь услышал, повернулся мордой к нему, яростно наклонил голову, готовый истребить все на своем пути.

Томпсон спустил курок, хлопнул пороховой заряд, и шприц полетел по воздуху. Он полетел через овраг так быстро, что глазом не уследить, и мы напряглись, готовые карабкаться на облюбованные деревья; шприц пролетел над оврагом и шлепнулся на землю в пяти метрах от зверя. Недолет! Никудышный порох! После целого дня — когда мы вместе со следопытами путались во вчерашних и сегодняшних следах, когда вот-вот стемнеет, на тебе — недолет! Я представлял себе, как чертыхается Томпсон. А носорог... хоть бы что. Яростно фыркнул и развернулся, поводя ушами, высматривая, кого бы истребить. Но не обратился в бегство. Не атакует и не убегает — знай стоит, злобно фыркая, и высматривает жертву. Томпсон выдернул из шляпы другой шприц и стал перезаряжать, и я представлял себе, как он проклинает пороховой завод, шприц, носорога, приближающуюся темноту, следопытов и молит бога, чтобы носорог не убежал. Носорог снова круто повернулся и наклонил голову, вертя ушами и свирепо фыркая. Наконец ружье перезаряжено, Томпсон упирает приклад в плечо, а зверь таращится прямо на его укрытие. Томпсон спускает курок, и мы слышим звук выстрела. Окаянный шприц опять шлепается на землю.

Вспышка смертоносной ярости, носорог, злобно фыркая, с опущенной головой, рывком разворачивается. Но главное, он не убегает! Крутится, фыркает, мотает могучей головой, и опять фыркает, и роет землю, обуреваемый жаждой разрушения, но не убегает! Одному господу известно, почему этот зверь не убежал, не пошел в атаку, а только пыхтел и сопел. Но в любую секунду он мог передумать и обратиться в бегство, и тогда

целый день насмарку из-за такого-сякого порохового завода; ради бога, не убегай, продолжай пыхтеть и сопеть, дай бедному, взопревшему, чертыхающемуся Томпсону еще раз перезарядить. В тускнеющих золотистых лучах — раскрасневшееся от злости лицо, защитная одежда — Томсон, проклиная все на свете, лихорадочно перезаряжал; остался последний шприц, и если этот окаянный патрон тоже не потянет... Он яростно вскинул ружье к плечу, зверь развернулся мордой к нему, и Томпсон прицелился — хоть бы на этот раз! — прицелился повыше, чуть ли не в макушку взбешенного зверя на случай, если опять попался дрянной патрон,— и спустил курок. И шприц полетел через овраг.

Он летел, как стрела, и вонзился прямо в лоб носорогу. В ту же секунду раздался услаждающий слух щелчок детонатора, и шприц с силой впрыснул препарат М99 в тело носорога. Носорог взревел и пошел в атаку.

Сотрясая землю, гулко и яростно фыркая, шло напролом в атаку могучее черное чудовище, весом в тонну, высотой в рост человека, с длинным смертоносным рогом. Голова поднята, уши направлены вперед, скатилось в овраг и пропало из вида, но мы отлично слышали топот, и носорог выскочил, огромный и грозный, на наш склон и мимо укрытия Томпсона помчался прямо на нас, и мы бросились сломя голову к облюбованным деревьям. Хватайся за ствол, цепляйся, карабкайся вверх, черт с ними, с ногтями, черт с ними, с глазами, только ради бога повыше, подальше от зверя, который мчится с грохотом, с фырканьем, бешеный, тяжелый, могучий, черный, с налитыми кровью свирепыми глазами, ломится с треском через кусты, поблескивая торчащим во лбу серебристым шприцем, страстно желая кого-нибудь убить; он видел, как мы бросились к деревьям, и каждый думал: изо всей нашей братии этот стервец с самого начала именно меня наметил, и носорог гулко, яростно фыркнул, свирепо вращая налитыми кровью поросячьими глазками, и могучая голова на бычьей шее угрожающе наклонилась, и зверь с грохотом, с фырканьем пошел на мое дерево, я постарался влезть еще выше, а он повернул огромную голову и с ходу пырнул рогом ствол. Дерево закачалось," я цеплялся изо всех сил, а он уже бешено топал дальше. Голова поднята, глаза ищут — кого истребить; и, пробегая между деревьями, на которых висели носильщики и следопыты, он боднул еще одно дерево, оно закачалось, но висевший на нем африканец держался за ствол мертвой хваткой, и носорог с грохотом помчался дальше. Вырвался из нашей кущи, протопал вверх по склону и пропал из вида.

Мы слезли с деревьев, все улыба

3^:

35