Вокруг света 1982-03, страница 14

круто остановился, и следом за ним остановились все члены комиссии. Прямо на пашне, в завалах жирной глины, простиралась большая лужа, заполненная ржавой дождевой водой.

— Серьезное нарушение! — официальным тоном заявил один из членов комиссии, главный инженер-мелиоратор района.— Нет воронок для поверхностного стока,— и что-то черкнул в своем блокноте. Я еще раньше заметил, как он внимательно изучал, можно сказать, по-орлиному выцели-вал взглядом каждую полоску поля, словно заранее взвешивал будущую его полезность.

— Верно, нарушение,— миролюбиво согласился Холмогоров.— Но поймите, товарищи: почти до июня здесь стояли талые воды, потом на два месяца ударила жара — в результате почва высохла и просела. Затем прошли тракторы с навесными агрегатами — образовалась впадина... Будут воронки, обязательно будут.— Он с надеждой посмотрел на районного мелиоратора.— Дайте только земле успокоиться, отдохнуть. А весной мы все исправим, на что дадим гарантийный паспорт.

— А почему не сейчас? — подстегнул его нетерпеливый голос и рассмеялся над собственной шуткой: — Цыплят-то по осени считают!

— Так то цыплят,— как можно спокойнее возразил Холмогоров.— А у нас пашня, пашня в младенческом возрасте, и ее в инкубаторе не высидишь.— И добавил с неожиданной подковыркой: — Осень прикажет, а весна свое скажет...

— Ну что ж, резонно,— подтвердил его слова главный инженер проекта из института Вологдагипроводхоз.— Действительно, потерпим до весны. Ведите дальше, Евгений Павлович...

И снова потянулись коричневато-желтые развалы вспаханной земли, замелькали, как верстовые столбы, бетонированные смотровые колодцы, зазмеились уходящие вдаль оградительные каналы, по утрамбованному дну которых бежали подпочвенные и дождевые потоки. Все было выполнено в высшей степени добросовестно, в полном соответствии с нормами и правилами осушительных работ, если бы прыткий и дотошный мелиоратор не углядел тяжеленный ком земли. По внешнему виду это был типичнейший суглинок, а по «внутреннему содержанию» — настоящая глина, из которой впору делать кирпичи. И по крайней мере, около полгектара пашни состояло из таких булыг. Конечно же, это была вина тракториста: его тяжелый плуг, по-видимому, так глубоко врезался в землю, что вывернул на поверхность мертвые водонепроницаемые пласты глины, а скудный природный слой гумуса — хранителя плодородия — просел в подпочвенные слои.

Холмогоров молча выслушивал упреки специалистов...

Я познакомился с Холмогоровым чуть более двух лет назад, когда осушение Присухонской низменности еще только начиналось. Было это в областном объединении Вологдаме-лиорация. Разговаривать в кабинете, завешанном графиками и диаграммами, сведи служебных столов вроде было не о чем, и Евгений Павлович предложил мне махнуть на его объект Маега — Якимовицы — Почигорка, что под Вологдой, где развернулся широкий фронт мелиоративных работ.

Пока мы ехали в «газике», разговор между нами тек довольно вяло, но лишь до тех пор, пока речь не зашла о вологодских болотах. Я неосторожно сказал, что есть хозяйственники, для которых в природе существуют лишь ведомственные границы — свои и чужие леса, свои и чужие реки, торфяники, пустоши. Но у воды нет ни стен, ни границ — она неделима и одинаково принадлежит и лесу, и полю, и озеру, всему ландшафту в целом; и нередко видишь грустную картину, когда начинают «бороться с водой», спуская ее с увлажненных земель или попросту уничтожая болота... Некоторые мои наблюдения в Рязанской, Архангельской да и в Вологодской областях давали повод для такого рода обобщений.

— Погодите, погодите... «Смешались в кучу кони, люди»,— остановил меня Задетый за живое Холмогоров.— Давайте выясним: какие болота? Они ведь у нас неодинаковые: одни, низинные, находятся в поймах рек, другие — верховые — в их водоразделах. Из-за каких болот сыр-бор разгорелся? Если из-за верховых, тут и спорить нечего — они ведут себя в интересах всей природы. Такие беречь надо пуще глаза ради сохранения рек. Волга начинается с верхового болота, и Днепр тоже... Ну а низинные...— Евгений Павлович усмехнулся.— Да, их уничтожать надо.

— А есть ли гарантия, что, осушив эти болота, у вас вырастет здесь взрослый лес или же освободится площадь под пашню? Есть ли гарантия, что это будет цветущая пашня с обильными урожаями зерновых, овощей, кормовых трав, а не хвоща с сурепкой..

— Поймите, Вологодчина — это край большой воды. У нас переувлажнен каждый второй гектар. Ущерб, который наносят болота, топи, бочаги, кочкарники, огромен. Они, по крайней мере, вдвое снижают производительность лесов. Это официальные данные. О земледелии я вообще не говорю... здесь потери непредсказуемы. Так что вопрос, быть или не быть мелиорации, снимается самой жизнью. Быть!

— Против этого никто не спорит,— сказал я.— Вопрос, видимо, упирается — как проводить мелиорацию.

— «Как» — это существенно. Когда мы сдаем объект, обычно говорим земледельцам — земля еще «полужи

вая», только что с «операции», ее вынянчить надо органикой и навозом, иначе урожая не будет... Пятьдесят лет назад Вильяме предупреждал: «Осушение переувлажненных земель ни в коем случае не должно превращаться в иссушение их». Да что это я так разговорился? — шутливо одернул себя Евгений Павлович.— Сейчас приедем на место, и вы увидите своими глазами, как мы делаем у себя...

Машина свернула с шоссе и вскоре' остановилась. Торфяное пространство Маеги растянулось на четыре с лишним сотни гектаров, часть которых' была уже занята овсом пополам с горохом. Дальше шли отведенные под мелиорацию земли объекта Якимовицы, а за ними Почигорка — там работы еще только начинались.

Вроде бы я готовил себя увидеть поле, но все-таки растерялся. Не думал, что оно будет таких размеров. Срединная Россия — да и только! Северные пашни и луга, которые я видел раньше, это, как правило, крохотные пятачки земли — в среднем 2—4 гектара, разделенные тайгой и кочкарником, на которых ползает громоздкая техника. А здесь, освобожденное от чахлого редколесья и топей, поле убегало за горизонт, терялось в сиреневой дымчатой мгле. Оно было сплошь изрезано магистральными и оградительными каналами, в которых скапливалась избыточная влага. Отобранную у болот грунтовую воду в любой нужный момент можно было использовать для орошения. Это, как сказал мне Холмогоров, на языке мелиораторов называется «принцип двойного регулирования». Раньше эту воду сбрасывали в реки. На стационарной опытной площадке был оборудован смотровой колодец. Евгений Павлович заглянул в него и вроде бы остался доволен уровнем подпочвенных вод.

Проходя мимо густых, в человеческий рост кормовых трав, он напомнил :

— Взгляните-ка на эту сурепку с хвощом. Растет! А вы говорили...— Он засмеялся, довольный.— У нас здесь все по науке делается...

Вообще, попав на «свою территорию», начальник ПМК повел себя удивительно раскованно: громче, отрывистее стал голос, походка стремительнее. К Холмогорову подходили инженеры, механизаторы, спрашивали, требовали, вступали в спор, но Евгений Павлович, на ходу отдавая распоряжения, спешил к дальней кромке леса, где работали невидимые отсюда одноковшовые экскаваторы, мощные бульдозеры, корчеватели. Это была еще нетронутая площадь, «нулевой цикл», как выразился Холмогоров, и нужно было узнать, как там идут дела.

Мы шли по укатанной дамбе, которая ограждала осушенные площади от паводковых вод и одновременно служила дорогой на ЯкиМовицы и Почи-

12