Вокруг света 1983-06, страница 26

раторию и надевать рабочую одежду. Может быть, это вибрация или неуловимый обычным ухом звук, но что-то будит меня в самый необходимый момент.

И вот опять улов на палубе — мы с ведрами, ящиками и зюзьгой приступаем к делу. Общая цветовая гамма резко изменилась: нет серебристо-серого, серебристо-розового. Нет перламутра живой рыбьей чешуи, муаровых и голусых разводов рыбьих спинок. Картина и стать окружающей ночи: общий черный тон окраски рыб, на котором серовато-стальные вкрапления хоплостетусов, розовые пятна глубоководной скорпены и пурпурные брызги креветок. Это сочетание цветов настолько необычно, что действует даже на таких предельно реалистически мыслящих людей, как наши тральцы. Ихтиологи погрузились во все оттенки серого и черного, а я собираю благородный пурпур. Это не мешает нам помогать друг другу, и я любуюсь выставкой глубоководной ихтиофауны так же, как они — моими любимыми креветками.

Среди рыб преобладают деании — черные, шершавые акулы со сверкающими зелеными глазами. И множество макрурусов. У них острое рыло, маленький ротик, тело, сходящее на нет в длинный змеевидный хвост. Иногда их называют «морскими крысами». Макрурусов много, они разные, но в этом районе больше всего трахиринхуса, как бы одетого в рубчатую и граненую ^броню,— что-то вроде плавающей, остромордой и длиннохвостой гранаты-«лимонки».

Между ними то и дело встречаются маленькие, черные, покрытые слизью рыбки. Каждая — как бы плавающая зубастая пасть с небольшим придатком в виде остального тела. Саблевидные, шиловидные, загнутые назад зубы некоторых так велики, что рот не закрывается. У других морда в профиль производит впечатление этакой недовольной старушечьей физиономии с поджатыми губами. Но потяните-ка за нижнюю челюсть. Разверзнется обширная пасть-раскладушка, явно приспособленная для захвата существ значительно крупнее самого хищника.

Попадаются и удильщики разных размеров — от малявки с ноготь большого пальца до чудовища в полтора пуда весом. И у всех над огромной зубастой пастью — один из лучей спинного плавника, превращенный в удилище с приманкой на конце.

В этом царстве черного цвета попадаются и серебряные пятна. Вот рыбешка угловатых форм, сплющенная с боков до предела,— непонятно даже, где в этой пластинке могут поместиться все ее внутренности. Она как бы инкрустирована серебряными зеркальцами и похожа на... сувенирный топорик. Понятно, почему ее назвали аргиропелекус: с латыни это так и переводится — «серебряный топорик».

Улов разобран, и я, оставив своих коллег-ихтиологов корпеть над книгами в усилиях определить всех попавшихся в трал, удаляюсь в лабораторию. Теперь

моя очередь. Вывалив улов из ведра в большую кювету, сажусь за разборку. Отдельно кладу кальмаров: крупных, винно-красных кальмаров-стрелок, маленьких кальмаров Банкса, похожих на карандаши; студенистых октопотевти-сов. Но с ними займусь потом. Прежде всего я копаюсь в горе креветок, раскладывая их по видам.

Сначала извлекаются «мастодонты» цвета артериальной крови — плезиопе-неусы. Они достигают тридцати сантиметров в длину и весят до трехсот граммов. Это самый крупный вид среди кре-веточной братии, и, когда я складываю их отдельно от остальных, куча заметно уменьшается.

Далее следуют аристеусы. Это родственники плезиопенеусов, но у них полупрозрачные покровы тела розовато-желтого цвета, сквозь которые просвечивают контрастно окрашенные внутренние органы.

И так далее, и так далее — не менее десятка видов: темно-пурпурные акан-тефиры, плеяда пасифеидных креветок, отличительные черты которых — две пары больших клешненосных ног, сплющенное с боков тело и крупная икра, вынашиваемая под брюшком. Маленькие, нежные псатирокарисы, прозрачные, как стекло, пасифеи, наконец, роскошный глифус интенсивно пурпурного цвета, размером до пятнадцати сантиметров и с икринками диаметром пять-шесть миллиметров.

Но больше всего в улове нематокар-цинусов, которых мы прозвали «скороходами»: эта сравнительно небольшая креветка имеет несоразмерно огромные ходильные ноги, очень и очень тонкие. Креветка, видимо, как на ходулях передвигается над грунтом — эдакий подводный паук. Она питается органическими остатками, лежащими на грунте, а самими скороходами питаются и пле-зиопенеусы и аристеусы. В результате нематокарцинусы как бы скрепляют всю пищевую цепочку этой многообразной компании креветок.

Больше всего времени у меня отнимает мелочь: понтофилусы, понтокарисы и прочие. Из-за постоянной вибрации очень трудно работать с оптикой, и я изо всех сил напрягаю глаза, чтобы разобраться с помощью бинокулярной лупы во всех придатках, шипиках, клешнях...

Уже давно разошлись по каютам ихтиологи, а я все копошусь, копошусь...

Но вот наконец все разобрано, взвешено, пересчитано, перемеряно и зафиксировано формалином для обработки на берегу. Этикетки написаны. Кюветы помыты, весы — протерты, перчатки — постираны. Все лишнее убрано со стола, приборы и инструменты размещены так, чтобы ни один не упал.

Вот и закончился 18-часовой рабочий день «научника» во время траловой съемки. Все как обычно. Чудес, увы, не случилось. Можно пойти и поспать: в моем распоряжении целых четыре часа. А потом все начнется сначала.

Кто знает, что принесет утренний трал?

ЮРИИ ГЛУХОВ, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света» Фото автора

Все так же ярко синело небо. Все так же ласково плескалось море, словно терлось о каменистый берег. Все так же ослепительно сияло солнце, заливая теплом и светом зеленые горы и город, прижавшийся к их подножию. Я пришел к отелю «Атлантика, где останавливался в прошлый приезд в Бейрут. В этой безмятежности природы, в этом ликовании света и красок увиденное мною сейчас казалось особенно противоестественным и чудовищным: отеля не существовало. Был остов, страшный скелет с ребрами этажных балок и провалившимися перекрытиями.

Таким предстал передо мной Бейрут глубокой осенью прошлого года, после окончания израильской блокады. Блокада продолжалась все лето, долгое кровавое лето. Целые кварталы ливанской столицы превращены были в каменные кладбища, груды руин. В упор был расстрелян красивейший жилой район Западного Бейрута Рамлет аль-Бейда. Обращенный к морю, он подвергся атакам не только израильских «фантомов»-, но и канонерок. Та же участь постигла жилой район аль-Факхани и другие. Агрессоры не пощадили и кварталы, где находились дипломатические представительства. Методично велся обстрел советского посольства и торгпредства. В корпункте «Правды», где я жил во время командировки, выбиты стекла. Шрапнель прошила жалюзи на кухне. Не было воды. С перебоями подавали электричество, и по ночам Бейрут часто погружался в полный мрак.

Прислушиваясь к ночной тишине, время от времени нарушаемой одиночными выстрелами, вглядываясь в измученный, израненный город, я вспоминал сияющие огнями улцды, многоцветье неоновых реклам, шумную разноголосицу толпы и бурный стремительный поток автомобилей, то и дело повизгивающих тормозами и нещадно гудящих клаксонами. Таким был Бейрут, «Мекка туристов»: прекрасный климат и море, горы, отели и памятники старины. В летние месяцы население Ливана удваивалось за счет туристов. Но сейчас пляжи превращены в городскую свалку. Сюда, к морю, свозят мусор и щебень после расчистки разрушенных домов. Зияют пробоинами бейрутские отели «Холидей инн», «Фениция» и другие, давно заброшенные хозяевами. Отсюда отправлялись туристы в Баальбек, к развалинам римских храмов I — III веков нашей эры.

24