Вокруг света 1983-11, страница 66

ВЛАДИМИР КОРШИКОВ

КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС?

Откуда-то сверху послышалась автоматная очередь и дикий вопль. Фокс испуганно взглянул на часы.

— Опоздал! Теперь крышка! — В груди колыхнулось расслабляющее чувство страха.— Если б не это проклятое чаепитие с пустопорожними разговорами...— Он резко свернул под арку и, не разбирая дороги, бросился напрямик, в темноту.

Сначала под ногами был твердый асфальт, потом какая-то рыхлая земля, вероятно, клумба. Наконец он запнулся о проволочное заграждение и грохнулся в кусты. Выстрелы уже неслись отовсюду. Казалось, палят тут же во дворе из-за деревьев, из-за баков с мусором. Фокс приподнялся и, вытирая с ушибленного лба холодный пот, перевел дух.

Из-за деревьев было видно, как из дальнего подъезда спокойно вышел человек с ведром и, подняв голову, крикнул кому-то наверху: «Эгей, сосед, если не затруднит, взгляни, что там происходит...» Теперь Фокс заметил на балконе темную фигуру с огоньком в руке.

— Да комендантский час у них там на

чался, вот и палят в кого-то. Мне отсюда плохо видно. А, ерунда! Ты бы лучше рассказал, чем вчера хоккей кончился...

Фокс не стал больше слушать. Прячась за деревьями, он прошмыгнул мимо пустой беседки к котельной и, миновав ее, выскочил на противоположную улицу.

От ближнего квартала неслась уже минометная канонада и грохот разрывов. Едва не свалив урну на углу, Фокс свернул в свой переулок. В это время с пятого этажа послышался хриплый бас: «Бери малыша в клещи, Хью, я его вижу!» И следом — гулкий цокот подковок по железной лестнице.

«Все!» — в отчаянии воскликнул Фокс, напрягая последние силы. Вихрем ворвался он в подъезд и, вспугнув парочку на втором этаже, рванул на себя дверь квартиры.

Сбрасывая туфли, он уже смотрел сквозь стекла в гостиную, где за напряженными фигурами домочадцев плыл голубой дым выстрелов. Жена испуганно оглянулась и быстро замахала ему руками.

Очередной американский телебоевик уже начался.

ДМИТРИИ поело веки И

ДЕЛО ГЕРОСТРАТА

— Слушается дело о сожжении храма Артемиды в Эфесе неким Каломеем,— провозгласил судебный служитель, оторвав судью от тяжелых дум.

— Каломей, зачем ты сжег храм? — спросил судья, размышляя, какую ошибку совершила его дочь, связавшись с этим мерзавцем — как, бишь, его...

— Я хотел прославить свое имя,— отвечал Каломей.

«Если бы тот негодяй не сбежал из Эфеса, я бы приказал утопить его в море»,— неторопливо рассуждал судья сам с собой.

— Что? И все? — удивился он, услышав ответ Каломея.

— Мое имя, память обо мне сохранят дотошные историки. Имена ваятелей, создавших храм, забудут, а меня будут пом

нить вечно! — необдуманно заявил тщеславный преступник.

— Ты ошибаешься, Каломей! Писарь! Вычеркни имя Каломея из дела. А впиши... Герострата! — Судья вспомнил наконец имя несостоявшегося зятя.— Надо быть глупцом,— продолжал судья,— сжигая храм из-за пустого желания славы, говорить об этом мне.

— А каким будет приговор? — спросил палач.

— Утопите его в море,— сказал судья.

И убитого горем Каломея потащили к морю.

— Да! И запретите впредь упоминать имя Герострата,— крикнул вдогонку судья и погрузился в размышления о добре и зле.

На следующий день в городе все говорили о негодяе Герострате и о мудром судье.

В номере использованы фотографии из журналов: «Атлас» (Франция), «Нэчрл хистори» (США), «Эпока» (Италия) и Фотохроники ТАСС

Наш адрес: 125015, Москва, А-15, Новодмитровская ул., 5-а. Телефоны для справок: 285-88-83; отделы: «Наша Родина» — 285-89-83; иностранный — 285-89-56; науки — 285-89-38; литературы — 285-80-58; писем — 285-88-68; иллюстраций — 285-89-36; приложение «Искатель» — 285-80-10.

© «Вокруг света», 1983 г. _

Сдано в набор 01.09.83. Подп. к печ. 19.10.83. А05313. Формат 84Х 108^l/ie- Печать офсетная. Условн. печ. л. 6,72. Учетно-изд. л. 11,7. Тираж 2 850 000 экз. Заказ 1464. Цена 80 коп. Типография ордена Трудового Красного Знамени изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Адрес издательства и типографии: 103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.

ХОЗЯЙКА ОЧАГА

В сардинских деревнях хлеб пекут кто раз в неделю, кто — в две. Все зависит от размера семьи и трудолюбия хозяйки. Но семьи на Сардинии обычно большие — человек по десять, а жен ленивых, считай, не бывает: только работая не разгибаясь, прокормишь такую ораву. Мужчины пасут скот и уходят из дому надолго, а на женщине остаются все домашние заботы. И называют здесь мать семьи, как в древности: «падроне ди форно» — «хозяйка очага».

Наступает этот день, день хлеба. Он начинается в четыре часа утра. Вся семья на ногах, даже малыши. Пришли соседки — хлеб здесь пекут сообща: и работа лучше спорится, и новостями обменяться можно. Времени хватит на все, ведь кончается «день хлеба» часов в пять вечера.

Хозяйка сидит на низенькой табуретке перед отверстием очага. В руках у нее деревянная лопата на длинной ручке. А помощницы раскатывают скалками тонкие, круглые — как огромная лепешка — листы теста, передают хозяйке, и та ловким движением пришлепывает их к раскаленным камням. Очень важно, чтобы будущий хлеб не пригорел, и нужно уловить момент, перевернуть на другую сторону. И снова перевернуть, и снова. Как только лепешка начинает раздуваться, хозяйка вынимает ее из печи. Тут же она попадает в руки ребят-под-ростков. Руки их обмотаны тряпьем, чтобы не обжечься. Валит густой пар, и пока он не прекратится, следующую операцию не начинают. Пухлую лепешку, чуть-чуть остывшую, разрезают вдоль на два равных тонких круга. Теперь сардинский хлеб почти готов, он уже стал «пане фреза» — «резаный хлеб».

Но для того, чтобы хранился он, не черствея, в котомке пастуха много дней, ему предстоит стать «пане карасау» — «растрескавшимся хлебом».

Хозяйка металлической лопатой подцепляет каждый кружок, сует назад в печь и внимательно следит за тем, чтобы с обоих боков он стал коричневым.

И когда она вынимает его — теперь уже окончательно — сухой и хрусткий, он становится «пане карасау». Пастушьим хлебом.

Солнце, заглянувшее в окно на рассвете «дня хлеба», выходит через дверь. Кончена главная работа.

Осталось совсем немногое. Из обрезков теста катают шарики, сплющивают их и припечатывают деревянным штампом — появляется сложный узор. Такой хлебец — мягкий, пышный и сладкий — называется «когоне». Им угощают помощников — соседок, сестер, детей. Всех, кто не покладая рук трудился весь этот длинный и радостный «день хлеба».

Л. ОЛЬГИН

64