выходить в такое волнение и нам, но Рушан был уверен и в моторке, и в себе.

Огромные волны подбросили моторку, как скорлупу, с треском ударили о воду, и мне отчетливо послышался крик ястребенка, но тут уже думалось только о том, устоит ли лодка? Однако пронесло. Из устья Вывенки мы вышли, но на этом тревоги не кончились. В ночной темноте, скользя с волны на волну, на полном ходу мы налетели на трос невода, не снятого на ночь рыбаками.

Моторка взлетела, как на трамплине, но... и тут не перевернулась. Заглох мотор. Взявшись за весла, держа носом на волну, мы беспомощно наблюдали, как отдаляются берега. Рушан пытался запустить мотор, а нас несло в открытое море, и к утру, не запустись он, мы были бы так далеко, что вряд ли когда-нибудь нас удалось найти...

Наконец мы подошли к Тиличикам. Хотели перенести птицу в сарай и только тут узнали, что у ястреба... сломано крыло.

Носков посерел. Трясущимися руками он наложил ястребу шину, прошил крыло нитками, но от горя места себе не находил. Даже если крыло и срастется, из такого ястреба никогда уж, уверял Юрий, не получится хорошей ловчей птицы.

Вспомнилось, как в прошлые времена помытчикам засчитывались не пойманные птицы, а доставленные ко двору. Потому-то, отловив летом птенцов, помытчики дожидались зимы, чтобы птиц можно было везти в специальных, обитых овчиной коробах на санях по застывшим рекам.

Спеленав птицу, посадив ее в коробку, Юрий собрался и в тот же день улетел. Несмотря на очередь в аэропорту, его с больным ястребом посадили в самолет без задержки.

С тех пор прошло немало времени. Юрий прилетал в Москву, рассказывал, что второй отряд Института охраны природы нашел-таки гнезда белых ястребов, из них было взято шесть птенцов, и все они благополучно добрались до Москвы, а оттуда в ФРГ. За них питомнику хищных птиц на Оке было передано пять пустынных соколов-шахинов. Работа по разведению в неволе соколов началась.

- Ну а что с ястребом,— спросил я,— срослось ли у него крыло, стал ли он ловчей птицей?

Юрий опустил голову.

— Ловчей птицей он не стал. Камчатский ястреб живет теперь в Абаканском зоопарке.

Юрий намеревался вновь отправиться на Камчатку, звал меня, но я решил твердо: дождусь, когда и белых кречетов начнут разводить в питомнике, как кур. Тогда и сниму возмечтавшуюся мне птицу. Верилось, что добудет Юрий питомнику белых кречетов, сокольник он рьяный, и случится это довольно скоро.

п-ов Камчатка — Москва

ВАЛЕРИИ ИВЧЕНКО Фото автора

ЧАША ААГИЧА

лиже к осени начинают собираться в дорогу сыновья Едут в Баку учиться. На площади перед мечетью, превращенной сейчас в ковроткацкий цех, стоит автобус, бродит вокруг него шофер и в нетерпении постукивает носком сапога по скатам. Путь предстоит дальний, трудный, через горные реки, ущелья и перевалы, и надо успеть выбраться из гор засветло, пока еще будет видно дорогу. Хорошо в Лагич лететь вертолетом... Рассказывают, что однажды, году, кажется, в пяти десятом, на эту вот самую площадь перед мечетью, вздымая тучи пыли, с ревом сел вертолет. Старухи, которым за сто, ведь в горах живут долго, окружили его, пытаясь убедиться — реальный ли это предмет, или им привиделось? Но в вертолет внесли носилки с больным ребенком, машина взревела, взмыла в небо и уплыла за вершину гор.

Ур-ра! - восторженно пели мальчишки, размахивая руками на плоских крышах домов.

Конечно, теперь, в наше время, и вертолет и автобус — дело привычное. Даже вон не спешат... Шофер забирается в кабину — и сигнал к отъезду, от которого сжимаются сердца родителей, слышен всему селению...

Много столетий лежит за спиной этого затерянного в горах селения. Вот что повествует легенда о его истории.

... Тысячу лет назад персидский шах Кей-Хосров, убив в поединке шаха-соседа, бежал, спасаясь от мести, на север. Здесь, укрывшись в горах, провел он остаток своих дней, предавшись молитвам. В чужой стране, у обрыва реки, под горой Ниялдаг был похоронен изгнанник, а над могилой его поставили памятник с единственной надписью: «Кей-Хосров Первый». Слуги покойного шаха построили рядом селение и назвали его Лагич.

Тут кончается легенда и начинается быль. Лагич рос. Земли вокруг не было. Одни лишь высокие, крутые горы. Посевы смывались ливнями.

Из персидского города Хамадана вынесли лагичане умение плавить железо и медь. И свою новую родину они превратили в ремесленный центр.

По всему Лагичу были разбросаны плавильные печи и мастерские. Гул и звон меди, стук молотков эхом отзывались в окрестных горах. Ежедневно приходили в Лагич караваны, сюда везли хлеб, слитки меди, ткани, руду, а покидали его нагруженные медной посудой Ее покупали не только в Азербайджа-

в

44