Вокруг света 1984-03, страница 47

• ; к

' . .. .

не - она шла в Армению. Грузию и Дагестан, в Персию и Турцию.

Лагич богател. Это было большое селение с улицами, мозаично выложенными белым речным камнем со цна горной реки, с двухэтажными и трехэтажными домами, с общественными банями, водопроводом и канализацией. Красивые мечети и внутренние дворики в домах напоминали о сказках тысячи и одной ночи. К середине XIX века в Лагиче проживало десять тысяч человек...

И лишь одни лошадиные тропы связывали Лагич с остальным миром. Сюда не проникли арабы, его стороной обошли монголы, не тревожили местные ханы. Казалось, история движется мимо, как река Гердиман, что бежит вдалеке, под обрывом. По сей день можно встретить в селении лица, подобные тем, что вырезаны на знаменитых скалах Бехи-стуна. По сей день здесь говорят на одном из наречий персидского языка...

Но в конце прошлого века ручное производство медной посуды в Лагиче резко сократилось: пришла машинная продукция. Вековая замкнутость, обособленность, самобытность лагичских мастеров потеряли смысл. Даже более того - обернулись злом, не дав возможности приспособиться к новым условиям жизни. Целыми семьями лагича-не бросали родное селение, дом, очаг и уезжали в Баку, Шемаху, Кюрдамир. И Лагич стал медленно угасать...

От площади расходятся улицы, \ступами спадая вниз. Эти наклонные улицы очень похожи на реки, а белые плиты на льдины. Шагая по плитам, со льдины на льдину, я иду мимо старых дверей...

В конце улицы — школа На камне у школьных ворот сидит старик.

- Доброе утро, отец, - говорю я ему подходя.

- Здравствуй, милый. — Старик встает, приподнимает папаху и снова садится. Он пыхает трубкой, глаза его весело смотрят на мой фотоаппарат

Снимать меня будешь? - говорит он по-русски.— Нельзя. Я один. Два — неможно! Понятно? — Он смеется.

Я киваю; старик хотел сказать, что если он жив, то незачем делать с него копию.

- Сколько вам лет? - подсаживаюсь я на камень.

Девяносто! отвечает он с гордостью. - Что? Не веришь?

- Верю.

- Я чарводаром был. Посуду возил.— Старик умолкает и смотрит на гору. Там. за рекой Гердиман, вьется по склону тропа чарводаров. По ней они ходили в города. Где было круто, тропу расширяли карнизом. Карнизы видны до сих пор — лепятся к склонам гор. как ласточкины гнезда

Шел вон там, по тропе, - вспоминает старик,— песни пел. Внизу Гердиман шумит, наверху я кричу: Едем мы всегда вдвоем, Кружки медные везем, Над пустынным Гердиманом Песни громкие поем!

Мы всегда были вдвоем... Я и лошадь. Гуляли где хочешь! А сейчас? Сторож в школе..

Старик поднимается с камня, берет в руки звоночек, заходит за ворота. Трель раздается над школьным двором, созывая детей на первый урок.

В одном из домов ворота были открыты, и я, любопытствуя, заглянул во двор.

Вот он, лагичский дворик. Замкнутое пространство его, окруженное забором зернистого камня с одной стороны, и домом о двух этажах с другой, вымощено, как и улица, белыми плитами Из щелей пробивается трава. В двук-трех местах зелеными фонтанами поднимаются фруктовые деревья, отягощенные плодами. В углу, под лестницей, лежат огромные глиняные кувшины, в которых хранят лагичане масло.

Вот на веранде, за деревянной балюстрадой, появился молодой человек в светло-сером костюме, при галстуке, в окружении родителей и младших сестер. Гурьбой они спускаются во двор

- Входите! — приветливо крикнули мне.

— Он поступил в институт! — восторженно крикнула маленькая сестренка, глядя снизу на брата.

— В какой?

В медицинский. Хочу стать хирургом,— улыбнулся он застенчиво.

А отец по профессии кто? — спросил я, рассматривая круглую шапочку на голове шедшего рядом мужчины. В ней он был похож на средневекового алхимика.

Я - медник,— отозвался мужчина. — Лудильщик.

Загудела машина, и семья высыпала на улицу. Провожая студента в дорогу, мать вылила вслед уходящему сыну воду из кувшина - - таков обычай, показала вслед зеркало — тоже обычай, чтоб отразился сын в зеркале и вернулся.

Улица, залитая солнцем, вела к реке. С кувшином за спиной спешили за водой лагичанки. Двери мастерских по обе стороны улицы были открыты. В одной мастерской шили сыромятную обувь — чарыки с загнутым кверху носком, в другой ладили седла и сбрую, в третьей — изготовляли мангалы, подковы, топорики.

Навстречу мне, ведя в поводу осла, нагруженного мешками, шел невысокий мужчина. На голове его была мохнатая папаха, брюки заправлены в шерстяные носки — джорабы

У дверей одной из мастерских мужчина остановился. Внес в помещение меш-

45