Вокруг света 1986-01, страница 4

Это, понятно, бортмеханик. Лаконичная, но, признаться, всегда приятная пассажиру реплика. Командир еще более краток:

— Поехали!

И вот вертолет Ми-8, эта круглобокая, сине-голубая птица с четырьмя лопастями на загривке, уже в полете. В ослепительном солнце стынет под нами край материковой суши. Вертолет закладывает широ кий вираж, второй пилот опускает светофильтровые щитки, машина набирает высоту, входит в заданный эшелон и берет курс на Хатангу.

Но до места мы не дотянули. Всего четырех километров: Хатанга не принимает. Спускаемся в какую-то дырку между клубящимися облаками и садимся на пятачке, сплошь окруженном туманом, погрузив шасси в мягкую оранжево-бурую шкуру гундры.

Впрочем, точнее, присаживаемся, потому что двигатель продолжает работать и командир не снимает наушников — Хатанга на связи «до погоды».

— Привыкайте, мужики,— успокаивает второй пилот,— загорать у нас тоже надо учиться!

Но минут через пять Хатанга позвала, и вскоре «восьмерка» мягко садится на влажный бетон среди таких же, как она, металлических птиц. Спрыгиваем на полосу, сразу же скинув за ненадобностью меховые тулупы: здесь плюс семь.

Хатанга, большой заполярный поселок и районный центр, известна на Таймыре не только отменным географическим положением — на большой реке Хатанге, недалеко от слияния рек Хеты и Котуя. Своеобразие облика Хатанги определяет множество ее «профессий». Это морской и речной порт; здесь находится несколько солидных организаций: научных, промышленных, сельскохозяйственных. Но вот что бросается сразу в глаза: центром Хатанги — сердцем ее и руками — остается аэропорт. И это понятно: если представить себе все перечисленные службы единым механизмом, обживающим тундру и Арктику, главным рычагом этого механизма придется признать авиацию. И в основном винтокрылую. Вот почему все организации, находящиеся в заполярном поселке, без обиды за честь мундира числят себя ее заказчиками.

...К сине-голубому боку нашей «восьмерки» подкатывает заправ щик, а груженный доверху ЗИЛ притормаживает возле задней части фюзеляжа с раскрытыми створками. Трое ребят уже шагают по поло се — командир (он самый старший, ему около тридцати, зовут его Ни

вание вдоль всего северного фасада страны, по Северному Ледовитому океану, куда впадают такие крупные реки_г как Печора, Обь, Енисей, Хатанга, Лена, Яна, Индигирка, Колыма.

И я, тогда студент геолого-поч-венно-географического факультета Ленинградского университета, и все мои товарищи, и все советские люди с неослабевающим интересом и волнением следили за сквозным проходом ледокольного парохода «Сибиряков» по Северному морскому пути, за плаванием по тому же пути «Челюскина», его гибелью во льдах Чукотского моря и спасением челюскинцев нашими летчиками. Помню, зимой 1934 года у Казанского собора в Ленинграде был построен гигантский макет «ледового лагеря Шмидта»... Через несколько лет многие из участников «челюскинской эпопеи» стали моими друзьями и соратниками, с которыми мы уже вместе изучали «белые пятна» Арктики.

Так время во многом определило мою судьбу полярного исследователя.

Я вспоминаю, как изменились исследования высоких широт Арктики с развитием полярной авиации. В мае 1937 года высокоширотная экспедиция «Север-1» высадила первую в мире дрейфующую станцию «Северный попюс-1». Девятимесячные наблюдения во время