Вокруг света 1986-01, страница 4
Это, понятно, бортмеханик. Лаконичная, но, признаться, всегда приятная пассажиру реплика. Командир еще более краток: — Поехали! И вот вертолет Ми-8, эта круглобокая, сине-голубая птица с четырьмя лопастями на загривке, уже в полете. В ослепительном солнце стынет под нами край материковой суши. Вертолет закладывает широ кий вираж, второй пилот опускает светофильтровые щитки, машина набирает высоту, входит в заданный эшелон и берет курс на Хатангу. Но до места мы не дотянули. Всего четырех километров: Хатанга не принимает. Спускаемся в какую-то дырку между клубящимися облаками и садимся на пятачке, сплошь окруженном туманом, погрузив шасси в мягкую оранжево-бурую шкуру гундры. Впрочем, точнее, присаживаемся, потому что двигатель продолжает работать и командир не снимает наушников — Хатанга на связи «до погоды». — Привыкайте, мужики,— успокаивает второй пилот,— загорать у нас тоже надо учиться! Но минут через пять Хатанга позвала, и вскоре «восьмерка» мягко садится на влажный бетон среди таких же, как она, металлических птиц. Спрыгиваем на полосу, сразу же скинув за ненадобностью меховые тулупы: здесь плюс семь. Хатанга, большой заполярный поселок и районный центр, известна на Таймыре не только отменным географическим положением — на большой реке Хатанге, недалеко от слияния рек Хеты и Котуя. Своеобразие облика Хатанги определяет множество ее «профессий». Это морской и речной порт; здесь находится несколько солидных организаций: научных, промышленных, сельскохозяйственных. Но вот что бросается сразу в глаза: центром Хатанги — сердцем ее и руками — остается аэропорт. И это понятно: если представить себе все перечисленные службы единым механизмом, обживающим тундру и Арктику, главным рычагом этого механизма придется признать авиацию. И в основном винтокрылую. Вот почему все организации, находящиеся в заполярном поселке, без обиды за честь мундира числят себя ее заказчиками. ...К сине-голубому боку нашей «восьмерки» подкатывает заправ щик, а груженный доверху ЗИЛ притормаживает возле задней части фюзеляжа с раскрытыми створками. Трое ребят уже шагают по поло се — командир (он самый старший, ему около тридцати, зовут его Ни вание вдоль всего северного фасада страны, по Северному Ледовитому океану, куда впадают такие крупные рекиг как Печора, Обь, Енисей, Хатанга, Лена, Яна, Индигирка, Колыма. И я, тогда студент геолого-поч-венно-географического факультета Ленинградского университета, и все мои товарищи, и все советские люди с неослабевающим интересом и волнением следили за сквозным проходом ледокольного парохода «Сибиряков» по Северному морскому пути, за плаванием по тому же пути «Челюскина», его гибелью во льдах Чукотского моря и спасением челюскинцев нашими летчиками. Помню, зимой 1934 года у Казанского собора в Ленинграде был построен гигантский макет «ледового лагеря Шмидта»... Через несколько лет многие из участников «челюскинской эпопеи» стали моими друзьями и соратниками, с которыми мы уже вместе изучали «белые пятна» Арктики. Так время во многом определило мою судьбу полярного исследователя. Я вспоминаю, как изменились исследования высоких широт Арктики с развитием полярной авиации. В мае 1937 года высокоширотная экспедиция «Север-1» высадила первую в мире дрейфующую станцию «Северный попюс-1». Девятимесячные наблюдения во время |
