Вокруг света 1986-06, страница 23
выбираю понравившуюся мне щуку и тихо, прямо в зубастую ее пасть опускаю блесну... К вечеру мы уже на подходе к знаменитой Ципандинской пещере. Входим в обрамленный деревянным срубом вход (когда-то здесь был холодильник местного колхоза). Ледовые сталактиты частично прикрывают вход в следующий зал, с которого и начинается галерея подземных лабиринтов. На другом берегу реки — бывшая Ципандинская станция Аянского тракта. Теперь здесь тоже монтерский пункт на линии связи между Якутском и Нельканом. Поляна у Селендинской станции оказалась отличным местом для покосов. Пока мои спутники обсуждали свои проблемы, я прошел к строениям прошлого века, спрятанным в густых зарослях иван-чая. Неподалеку обнаружил старый могильник. Здесь были похоронены те самые «первожители» тракта. Я сбросил капюшон штормовки и долго читал витиеватую эпитафию усопшим... Бывшая Селендинская станция стала первым в районе питомником якутских лошадей. Некогда поголовье этих замечательных неприхотливых животных составляло гордость этих мест. Поразительная особенность якутской лошади делает ее незаменимой — она и летом и зимой, подобно оленю, сама добывает корм. Здесь небольшое стадо из 28 лошадей на попечении Егора Николаевича Соловьева. Он живет с семьей. На лужайке мирно паслись лошадки, и мне показалось, что вот-вот появится из зарослей почтовый караван и раздастся окрик: «Эй, на станции, готовь лошадей на смену!...» Аим, родное село Ивана Ильича, открылось к вечеру второго дня путешествия. Мы с Владимиром укладываемся на отдых прямо в кабинете Наумова. Благо было воскресенье. Из полуоткрытых дверей доносился шум дождя Непередаваемо терпкий запах ошкуренных сосновых бревен витал в воздухе. Утром я с грустью смотрел на младшего Наумова. Теперь он не «боцманил», а мирно пози ровал рядом с мамой и младшими сестричками Аленой и Ирочкой. Снимки на память. Нас в лодке осталось только двое. Течение стремительно проносит мимо Аима, и череда золотистых домов в темной зелени вскоре исчезает за поворотом. Вопреки обыкновению прошу Ивана дать мне «порулить» и сразу чувствую себя глухонемым, плавно парящим над зеркальной гладью реки. С особым волнением смотрел я на устье Юдомы — самого большого притока Май. Над старинной бревенчатой стенкой — защитой от паводков — редкие домики метеостанции. Когда-то Юдома видела дощаники обеих Камчатских экспедиций, когда-то и я поднимался вверх по реке с наивной надеждой найти какой-нибудь след тех давних событий... Мелькнула гора Красивая. И снова неутомимая гонка к другой горе — Учугей Мыран, что по-якутски означает «Хорошая гора». Когда-то там, это я знал, произошла встреча писателя Гончарова с одним якутом, фамилию которого я крепко держал в памяти. На что я надеялся? Не лучше ли было задержаться в любезной моему сердцу Усть-Юдоме? Но бывает и такое, когда смутные догадки и не слишком реальные мечты становятся явью... — Чабда теперь — два небольших домика со всякими пристройками,— поясняет мне Иван. Мотор выключен, и лодку несет к левому берегу, где и в самом деле виднеются коньки почерневших крыш. — Бушков Василий Николаевич,— представляется на берегу якут крепкого сложения так, словно давно ждал нашей встречи. — Значит, вы,— припоминаю я «гончаровского» якута,— праправнук того самого Бушкова... — Значит, так,— просто отвечает Василий Николаевич.— Да что это мы, однако, стоим и мокнем. Пошли в дом чай пить. Хозяин принялся потчевать нас вареньем из голубицы. Потом появи лась свежая жимолость, красная и черная смородина. Последовал рассказ об охте — крупной красной ягоде, похожей одновременно на смородину и виноград. За чаем и рассказал мне Василий Николаевич о своем житье. Крепко осели Бушковы в этих краях. Четыре сына и шесть дочерей вырастил хозяин Чабды. Хоть и на пенсии, а работает метеонаблюдателем, летом гостей да родню «на дачу» приглашает. Сам промыслом ягод, охотой да заготовкой сена занимается. Первейшее в этих краях дело... Утром, в густом тумане, мы тихо ушли на зимовья. И уже в лодке проверил я записи родословной хозяина Чабды. Да, у Егора Петровича Бушкова, с которым встречался автор «Фрегата «Паллады» в 1854 году, был сын Василий. Внук Василия — Николай Федорович, рождения 1905 года — и был отцом ныне здравствующего Василия Николаевича. Нынешние Бушковы совсем не те, что при Гончарове. И высшее образование, и даже ученые степени не редкость среди потомков первопоселенцев. Но все трудятся на родной земле... В Усть-Мае, где мы с Иваном остановились у его приятеля в доме на высоком берегу Алдана, тропа испытаний кончалась. Наезженная дорога до Якутска — более древняя, чем Аянский тракт,— уже не имела прямого отношения к нашей истории. Мы стояли на берегу, любуясь панорамой Алдана и устья Май. Не здесь ли стоял Москвитин с братией, готовясь в неведомое?.. — Хороший ты кормщик, Иван, спасибо тебе,— поблагодарил я моего шкипера и тут же подумал: «А ведь он тоже потомок. Тех самых тунгусов, что были проводниками у землепроходца Ивана Москвитина». Прощаясь с Иваном, я с благодарностью вспоминал всех тех, с кем шел долгим путем от океана, кто трудится и живет на своей земле. Аян — Нелькан — Уст ь-М а я Ровно двадцать пять лет назад, в дни празднования 100-лртия «Вокруг света», в почтовых отделениях и газетных киосках страны появилась памятная марка, посвященная юбилею журнала. Эта миниатюра, созданная художником Л. Завьяловым, и до настоящего време ни остается единственной советской почтовой маркой, выпущенной в честь отечественного периодического издания. 13 работе над эскизом миниатюры художник проявил немало изобретательности: он умело соединил в композиции традиционную эмблему журнала с различными средствами транспорта, без которых немыслимо ни одно путешествие. К 125-летнему юбилею «Вокруг света» Министерство связи СССР вновь подготовило специальный почтовый выпуск. На этот раз — памятного художественного маркированного конверта. \втор рисунка на нем — московский график Ю. Арцименьев. Д. СТРЫГИН, член Всесоюзного общества филателистов МАРКА И КОНВЕРТ |
