Вокруг света 1987-04, страница 7кто-то закричал наверху. Громко, предостерегающе. Сабиров вскинул голову и поначалу даже опешил, хотя и сам не раз попадал в такие ситуации. Над обрывом, чуть ниже злополучного выступа, как потом выяснилось, сбитый проводом, раскачивался на страховочной веревке Нурик, а сверху набирал силу камнепад. — Под навес... Под навес уходи!— крикнул кто-то рядом с Сабировым. Крикнул, будто парень мог услышать эти слова за шумом накатывающегося камнепада. Снизу было видно, как мимо Нури- щитную каску, вытер холодный пот со лба. Этот случай Мамасалы Сабиров вспомнил потому, что именно в те годы шло становление не только его бригады, а всего коллектива Нарын-ского каскада. Когда отсеивались случайные люди, оставались те, кто готов был работать на Нарыне до конца. — Ну, первым путь к створу на Токтогулке по нависающим над бурлящей водой скалам прокладывал мастер альпинизма Владимир Аксенов,— продолжал вспоминать Сабиров. Он внимательно посмотрел на ка пролетел один камень, второй... Он, видимо, сам понял всю опасность и вертко ушел под скальный навес, который как щитом прикрывал его от камнепада. А грохот несущихся по склону, набирающих силу камней все рос, Мамасалы со страхом смотрел, не зацепит ли камнепад кого-нибудь из прильнувших к отвесным стенкам ребят. И когда грохот обрушившегося в расщелину камнепада утих, к Нурику уже спускался Юрий Тонких. Вот он встал на карниз и, убедившись, что товарищ невредим, помахал рукой... А бригадир, еще не веря, что все обошлось благополучно, откинул капюшон брезентовой куртки, снял за меня и сказал: — А вообще-то с первого раза просто невозможно уяснить всю грандиозность Нарынского каскада, для этого здесь надо побывать не один раз.— Выдержав небольшую паузу, спросил у меня: — Впервые у нас? Я отрицательно покачал головой. — В мае восьмидесятого был... Когда Нарын перекрывали... Автобусы скрываются в тоннеле, позади остается плотина Курпсай-ской ГЭС, местечко Курпсай, что означает «Бурлящее русло». А те, кто возводил здесь гидростанцию, назвали бы его по-другому: «Ущелье вет ров». Они хорошо знают, что зимой в этих местах дня не проходит без ураганного ветра, который порой сбивает с ног, забивает глаза снегом, смешанным с песком, а ущелье гудит, как сопло двигателя реактивного самолета. Многие спрашивают, почему именно здесь, в этом узком каньоне с этими сумасшедшими ветрами, решили возводить плотину. На это отвечает короткая, но емкая справка, которую мне дали в Нарынгидроэнергострое: «Токтогульское водохранилище, способное аккумулировать почти двухлетний сток Нарына, является своего рода регулятором главной водной артерии Киргизии. Работая по энергетическому графику, Токтогул-ка будет сбрасывать, к примеру, в зимнюю пору суточный сток реки. Такие пульсирующие пропуски воды сгладятся в водохранилище Курп-сайской ГЭС. Причем здесь не требуется никаких затрат на затопление — Нарын на протяжении многих километров течет в горной теснине, глубина которой и использована под естественное водохранилище. Курп-сайка уже начала давать стране миллиарды киловатт-часов дешевой электроэнергии». Дорога по-прежнему петляет по обрывистому берегу Нарына, с другой стороны ее подпирают скалы. Теперь уже река бежит по левую от нас руку, позади остаются опоры высоковольтки, которые бригада Сабирова переносила из затопляемой зоны. Жаркое августовское солнце купает свои лучи в зажатом каменными берегами Нарыне, и прямо перед нами вырастает архитектурно-скульптурная композиция: рука человека — на раскрытой ладони лучащимся светом брызжет солнечный кругляш. Мамасалы поворачивается к нам, говорит: — Символично, правда? А ведь я помню еще, как некоторые чабаны зажигали чырак, чтобы осветить свою юрту. Над Кара-Кулем звезды, как маленькие фонарики, мерцали в темноте. Звенели цикады. А чуть в стороне от города, упав хвостом в каменный каньон, где удерживала напор реки высоченная плотина Токтогульской ГЭС, и ковшом зависнув над горой Тегерек, светила Большая Медведица. Казалось, протяни руку — достанешь. Я смотрел на Большую Медведицу и невольно вспоминал древнюю киргизскую легенду о сказочном жеребце Тулпаре. Скакал он над мрачными пропастями и суровыми скалами. От его дикого ржания гремело в горах эхо, а глаза блестели неукротимым огнем. И куда падала пена с его вздрагивающих губ — разливалась вода, а там, где касались его копыта,— сверкали десятки солнц, озаряя вершины Ала-Тоо... Кара-Куль, Киргизская ССР
|