Вокруг света 1987-12, страница 25

А. СУХАНОВ

Владимир Михайлович Поливанов. Много дней прожил орнитолог в палатке на высоте около трех тысяч метров, наблюдая за перелетом птиц через Клухорский перевал.

чок в темную дыру Клухорского озера и ушла за перевал, Поливанов с лаборантом выбрали место посуше и поставили вторую, маленькую палатку. Она была с брезентовым полом, и ее не так заливало.

Сюда, к Клухорскому перевалу, орнитологи поднялись, чтобы наблюдать перелет птиц через Кавказский хребет. Раньше считалось, что птицы, добравшись до предгорий, направляются в обход хребта. Но многие

Оглушительный удар грома разбудил Поливанова. Он торопливо расстегнул спальный мешок, зажег фонарь. Земляной пол просторной геологической палатки заливало водой.

Беспокойно поднял голову лаборант Сергей Крохалев, присвистнул: — Скоро поплывем! Владимир Михайлович откинул полог, выглянул наружу. Здесь, на высоте, возле самого неба, молнии, казалось, били в упор, рваными сполохами высвечивая палатку, каменистые осыпи и седло Клухорского перевала. На рассвете, когда гроза последний раз метнула огненный пу-

факты говорили о другом. И Поливанов задался целью выяснить, какие птицы, почему и как одолевают стену Главного Кавказского хребта в пределах Тебердинского заповедника, где он работал.

В середине августа вездеход довез орнитологов до Северного приюта. Оттуда они весь день поднимали снаряжение на высоту почти трех тысяч метров, к выбранной площадке. Здесь исследователям предстояло провести не одну, не две ночевки — полтора месяца!

Костра не разведешь — вокруг только альпийские луга и камни, а выше — поля вечных снегов. Приспособили туристский примус «Шмель». Но и на нем готовить оказалось непросто: высота. Не дожидаясь ста градусов, вода в котелке вспучивалась ленивыми пузырями, и брошенная в нее картошка медленно ворочала кремовыми боками, дозревая в течение трех часов. Позже Поливанов приспособил для нехитрой полевой стряпни скороварку. С ней дело пошло веселее.

Наблюдения начали 18 августа. Поначалу птицы летели редко. Это были, видимо, разведчики. Но в начале сентября почувствовалось приближение циклона, и встревоженные птицы с гомоном двинулись на юг. Пять мощных пролетных волн прокатились над Клухором, собрав в своих стаях около пятидесяти видов птичьего рода-племени.

Первая волна — пятого сентября.

...Поливанов проснулся в половине второго, ощутив какое-то внутреннее беспокойство. Он прислушался и понял: в ночи раздавались птичьи голоса. Владимир Михайлович выбрался из палатки. Над горами висели низкие облака. В редкие разрывы пробивался лунный свет, и тогда в небесной промоине, как в колодце, смутно проступал вверху еще один облачный свод. Вот по этому-то коридору, меж двух облачных полей, и шел ночной пролет.

Поливанов снова прислушался. Где-то высоко над головой раздалось резкое, отрывистое: «Кранк! Кранк!» И тут же вдогон за ним полилось заунывное и протяжное: «Дьюи! Дьюи!» Это летели малые выпи и кулики-кроншнепы, взмахами крыльев колебля лунный свет. За наблюдениями Поливанов не заметил, как наступил рассвет. Сначала зарозовела вершина Хакеля, потом дымно и косо повисли над ущельем солнечные столбы, медленно сползая по склонам в долину.

Теперь густо шла птичья мелочь: горные коньки, рогатые жаворонки, чеканы, каменки. Особенно много было скалистых овсянок. Они летели молча, маленькими — до двадцати штук — стайками, часто присаживаясь на скалы, как бы постепенно подбираясь к седловине хребта. Одна стая следовала за другой, образуя сплошной поток, двигающийся к перевалу. Около восьми утра появились золотистые щурки, далеко разнося свое малиновое звонкое «Щур! Щур!».