Вокруг света 1987-12, страница 6

них пор интересовала меня якутская лошадь. На вид она довольно неказиста — «приземиста, коренаста, крупноголова, горбоноса, широкозада». Исследователь, словами которого я воспользовался, давший ей такие определения, отметил, что эта лошадь — единственная, которая может жить за Полярным кругом. Без теплого стойла, крыши конюшни, оставаясь под открытым небом, она способна переносить лютые морозы. Задавшись целью снять всех птиц и зверей Заполярья, я однажды задумался: а может, якутская лошадь — прирожденная запо-лярница? Как дикий олень и белый медведь? Что из того, убеждал я себя, что она не зверь, а домашнее животное. Раз живет на Полюсе холода, значит, в мою фототеку должна попасть.

Когда я поделился своими соображениями с моим хорошим знакомым — якутским поэтом Николаем Герасимовым, он хитровато заулыбался. Лучше всего, сказал, фотографировать лошадь в декабре — январе. В разгар зимы, когда морозы градусов под шестьдесят, и кажется, что все вокруг замирает. А лошадки якутские как ни в чем не бывало пасутся в снегах. Все в инее, густой шерстью поросшие, живописал поэт, что медведи. Хороший можно сделать кадр, каждый поймет, что же, как говорится, за зверь такой — эта якутская лошадка. Но выяснилось, что в эту пору сумеречно, ветра нет и мгла постоянно висит над землею, да и морозы... И не создан еще фотоаппарат для съемки при столь низкой температуре, и не каждая пленка выдержит.

Хорошо, не смутился поэт, приезжай в марте — апреле. Морозы упадут градусов до тридцати пяти, и солнышко светит... Однако снега здесь бывают такие, что лошади, прорывая в сугробах ходы-траншеи, скрываются в них едва ли не по холку.

— Ладно,— смеясь, махнул рукой Николай Герасимов.— Приезжай летом на ысыах. Посмотришь наших лошадей на скачках...

Так я и оказался на празднике.

В программе ысыаха значилась проводка скаковых лошадей. Первой выпустили на поле белую длиннохвостую коренастую лошадку чистых якутских кровей. Вел ее, накрытую кумачовой попоной, пожилой якут в атласной рубахе за черно-белый, свитый из лошадиного волоса недоуздок. Как всякая якутская лошадь, голову не задирала, но ступала с затаенным достоинством.

Затем провели еще нескольких. Их тоже можно было принять за якутских, но далее пошли тонконогие, высокие рысаки, которых, несомненно, выращивали специально для скачек где-нибудь в донских или орловских степях.

Стоит ли удивляться, что в первых же заездах все якутские лошадки остались далеко позади. Я видел, как сидевшие на них парни стыдились смотреть людям в глаза.

А стыдиться было нечего. Якутская лошадь — трудяга. Издавна славилась она неутомимостью, с тюками наперевес в одном и том же темпе может идти сквозь тайгу, по горам, одолевая труднопроходимые якутские болота — бадараны. К тому же, обладая удивительной способностью отъедаться за короткое полярное лето и еще отложить жировой запас на зиму, умея, как дикий олень, «копытить» в студеную пору, доставать из-под снега корм, она оказалась как нельзя более приспособленной для здешних суровых мест. Вспомните, все Великие северные экспедиции состоялись с ее участием. Сколько их, лошадей, пало, помогая отважным русским землепроходцам пробивать дорогу к берегам Тихого океана. Первооткрыватели золота и алмазов тоже передвигались поначалу на лошадях. Да и потом уйму груза перевезли эти лошадки на отдаленные прииски и рудники. Не так уж давно появились на Севере вездеходы, автомобили и вертолеты.

Я не мог не болеть на этих скачках за якутскую лошадь, с нетерпением ожидая второго дня соревнований.

Жара выдалась не полярная: тридцать восемь градусов! Вот уж никак не мог подумать, что встречу знойное лето в Якутии. Время от времени люди уходили с ысыаха на берег Вилюя смочить голову, а самые отчаянные даже купались.

Заезд был тяжелым: шесть километров. Стартовало шесть наездников. Среди скакунов серый в яблоках рысак, который выиграл все предыдущие скачки, и несколько невысоких якутских лошадей. Белая, пегая, темной масти... Рядом с гнедыми и рыжими скакунами они выглядели не лучшим образом.

— А ты знаешь,— обернулся ко мне рядом стоявший старик,— сколько лет якутской лошади? Она — ровесница мамонта. Об этом не так давно в газетах писали. Раньше-то все спорили: откуда она появилась? Говорили, что пришла с якутами из Прибайкалья, да на монгольских лошадей не похожа. Тогда ученые предположили, что якуты повстречались здесь с коренными белыми полярными лошадьми. Судя по легендам, те сами к ним пришли на дым костров, спасаясь от комара. Но жили ли лошади в столь давнее время в здешних краях, подтверждений, находок достоверных не имелось...

В это время ударили в колокол, выстроившиеся скакуны рванулись вперед, а черная якутская лошадка задержалась, пошла даже назад. Рысак в яблоках возглавил заезд. А мой сосед-старик лишь усмехнулся такой досадливой заминке якутской лошадки. И снова заговорил, продолжая следить за скачками...

Несколько лет назад на одном из рудников был найден в вечной мерзлоте труп ископаемой лошади. Геологи приняли ее поначалу за лошадь современную, так она хорошо сохра

нилась, и выбросили в отвал. Об этом узнал ученый Русанов, что постоянно ездит на раскопки мамонтов.

Год ждали, когда можно будет раскопать отвал. Премию назначили золотодобытчикам, чтобы не просмотрели останков лошади. Потом в Ленинград отвезли, там и установили: лошадь в Якутии жила тридцать с лишним тысяч лет назад. Во времена мамонтов. Но как доказать, есть ли связь у тех лошадей с нашими, современными? Пришлось забить для параллельных исследований из стада верхоянских лошадей жеребца.

— И оказалось,— рассмеялся довольным смехом старик,— что современная якутская лошадка — самая близкая родня доисторической. От нее и пошла порода...

Лошади пробежали уже большую часть первого круга, и серебристый скакун в яблоках шел первым. Но черная лошадка, шедшая последней, медленно начинала догонять остальных. Постепенно, круг за кругом, она обходила соперниц. Потом отстал на добрую сотню метров и гордый красавец серый в яблоках скакун. И тут ударил гонг — победа!

Якуты — азартные болельщики. Трибуны взорвались гулом сотен голосов. Рядом, перекрывая шум, кто-то радостно кричал:

— Ураган из совхоза Тойбохой-ский. Взял-таки опять первый приз!

А над головами болельщиков уже плыл золотистый чорон, тот, что держала сказительница. И вместе со стариком я поспешил туда, где проваживали на опушке еще не остывших лошадей. Победитель был весь мокрым от пота, но дышал в отличие от серого в яблоках скакуна легко. Всем своим видом он давал вроде понять, что не будь такой жары, смог бы столько же пройти и еще. Вот тебе и ровесник мамонта! Якутской лошади большие заезды подавай, где надо выносливость показать. Ведь проводились же в старину скачки на якутских лошадях и на 12 километров, и даже на 17.

Мне вдруг вспомнилась запись Вацлава Серошевского, которую он сделал в Намеком улусе в 1891 году. Рассказывая о том, что когда-то «ысыахов было много, устраивать их мог каждый по любому поводу, но главных всегда было два: малый — весной, когда трава покрывала землю, и большой — в половине лета, на который сходился весь улус», старики не стали скрывать, что «теперь ысыахи повывелись».

«Скуп стал народ! — твердили старики.— Кобыл якуты перестали доить, все обеднели, стада рассеялись, а люди все больше гоняются за деньгами. Нет больше ни борцов, ни богатырей, ни богатых людей...» И вот теперь, почти столетие спустя, прилетев в поселок Суртан, что стоит на берегу Вилюя, я убедился: нет, не умер ысыах, живет. И не только в этом отдаленном уголке Якутии. Он будет жить, пока жив народ.

Суртан — Москва