Вокруг света 1988-07, страница 41
г присматриваться к этому огромному скальному фасаду, мне бросилось в глаза правильное расположение горизонтальных и вертикальных трещин. Они так ровно распределены, что можно подумать, будто перед тобой огромная стена из прямоугольных блоков, сложенная людьми. И уже без его подсказки на закате все мы обратили внимание на другое явление. В силу какой-то игры света весь обращенный на запад отвес каменного бастиона Грамвусы из серого стал красным, как только что выплавленная медь — металл, из которого у Гомера сложена стена вокруг острова Эолия. Можно было бы счесть, что мы приняли желаемое за действительное, если бы не факты, запечатленные нами на рисунках и фотографиях. В Эгейском море десятки островов, обрамленных живописными скалами, но защищенные гавани очень редки. Так, несколько севернее Грамвусы лежит скалистый остров Ложный Грамвуса. Высадиться там невозможно, не говоря уже о том, чтобы укрыть от ветра флотилию галер. Сам же Грамвуса — превосходное место как раз для такого поселения бронзового века, в каком обитал со своим семейством Эол. Якорная стоянка укрыта ото всех ветров, особенно надежно — от недоброго северного ветра. Вполне обеспеченный собственными ресурсами и практически неприступный, остров можно назвать стратегически важной частью Крита. До сих пор сохранились фундаменты караульных помещений, построенных немцами для наблюдательного поста во время второй мировой войны. Гребень скальной гряды венчают развалины могучей крепости, сооруженной венецианцами для охраны своих торговых путей и, как гласит предание, впоследствии проданной туркам за бочку цехинов. С XVII века островом владели критские пираты, которые нападали на проходящие суда. В конце концов они стали такой помехой для морской торговли, что английский военный флот снарядил крупную экспедицию для борьбы с ними. Однако скальный бастион надежно защищал остров, и взять его штурмом оказалось невозможно. Грамвусу подвергли осаде, длившейся все лето, и осаждающие заняли пляж с родником, вынудив защитников бастиона обходиться водой, запасенной в цистернах. Лишь когда этот запас кончился, пиратская цитадель сдалась. Ее уцелевшие обитатели — мужчины, женщины и дети — находились в крайней степени истощения, и местное предание гласит, что только один человек спасся от плена, укрывшись в пещере. То была жена главаря пиратской шайки, по имени Вуса, и будто бы в ее честь остров получил свое нынешнее название, В Древней Греции он был известен как Корикос. География и практика мореплавания говорили в пользу моей догадки, и все же я предпочел бы располагать дополнительным свидетельством, каким-нибудь древним преданием или сказкой, связывающими повелителя ветров с Грамвусой. Желательно было обнаружить соединительное звено — вроде того, какое нашлось в случае с триамата- ми и киклопами; однако было похоже, что тут мне ничего не светит. Через три месяца после возвращения домой я написал в Шеффилдский университет одной преподавательнице истории географии, прося сообщить, что ей известно о древней истории Грамвусы. Проконсультировавшись с коллегой, знатоком древней и современной истории Греции, она ответила, что прежде остров Грамвуса назывался Корикос. Это я уже знал, но следующая фраза ее письма явилась для меня откровением: «Корикос (кожаный мешок) — греческое географическое название». Вот оно, связующее звено! Во всей истории про Эола самая памятная деталь — как повелитель ветров заключил ветры в кожаном мешке. Я сказал себе, что с опозданием на две тысячи с лишним лет найден ответ скептику Эратосфену. Правда, мы не разыскали сапожника. Но местонахождение мешка установили. Словно гончая, взявшая след, «Арго» устремился вперед. Теперь мы искали место, в котором можно было бы распознать мрачную гавань, где одиннадцать кораблей направляющейся на родину флотилии попали в западню и были разбиты в щепки враждебными туземцами. Команды этих судов — четыреста восемьдесят человек, не считая троянских пленников, подверглись жестокой расправе. Только Улисс и его товарищи на флагманском корабле избегли страшной участи. Остальные были съедены каннибалами. ...поплыли мы в сокрушении сердца великом,—рассказывал Улисс,— ... Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов, Ламосу... В классической литературе мы не находим других упоминаний о Ламосе, так что главным ключом в поисках «страны лестригонов» было для нас описание гавани, где произошла резня. Улисс говорит: В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы. Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле Устья великими, друг против друга из темныя бездны Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая. А потому мы искали характерную глухую гавань, обрамленную высокими скалами; с зажатым меж двумя утесами узким входом. И чтобы в гавани было достаточно места для швартовки одиннадцати поставленных рядом галер; при этом они очутились бы словно на дне колодца, по краям которого выстроились враждебные туземцы-лест-ригоны, сбрасывая вниз камни, сокрушавшие тонкие корпуса галер. Я предположил, что вернее всего искать роковую гавань лестригонов у следующего за Малеей важного мыса на логическом пути следования к Итаке, а именно, у образующего крайнюю южную точку материковой Греции мыса Мата-пас, известного в древности под названием Тенарон. А чтобы не пропустить другие возможные гавани лестригонов, мы решили проверить на «Арго» каждую милю пути от Грамвусы до Тенарона. Мы тщательно обследовали со всех сторон Андикитиру, обошли вокруг Китиры, но не нашли ничего подходящего. Заливов и бухт, окруженных крутыми скалами, хватало, но ни одна из них даже отдаленно не напоминала лестригонскую западню. И с каждым разом становилось яснее: гавань, подобная каменному мешку — если таковая вообще существует,— большая редкость. И все-таки мы ее обнаружили. Мы вошли в нее примерно в 15 милях за мысом Тенарон, после долгого перехода под жарким солнцем вдоль высоченных скал Каковани, огромным горбом выступающих в залив Месиниакос. Среди ландшафта, и без того отличающегося мрачной враждебностью, Каковани мог вызвать жуть у любого кормчего бронзового века. Утес за утесом нескончаемой чередой обрываются в море, открытые внезапным шквалам с запада. Подле них негде бросить якорь и негде укрыться. Застигнутую штормом галеру здесь прихлопнуло бы о скалы, точно муху. Обойти этот участок тоже нельзя. Огибая полуостров Мани, поневоле прижимаешься к утесам Каковани, так что весельное судно не меньше пяти-шести часов подвергалось серьезному риску. Несомненно, кормчие Улисса ощутили великое облегчение, когда, миновав последний выступ скальной стены, увидели, как утесы расступаются, открывая вход в защищенную гавань. Утомленные многочасовыми усилиями, распаренные жаром от раскаленных каменных громад, гребцы чаще заработали веслами, спеша в желанное укрытие. Мили за три увидели мы у северной кромки залива словно выдолбленную выемку в горном склоне. Очертаниями она так и манит морского скитальца: скалы тут образуют почти замкнутую окружность. Два каменных рукава, понижаясь, оканчиваются выступами, которые почти соприкасаются друг с другом, оставляя проход в самый раз для галеры. Осторожно работая веслами, чтобы не зацепить берега, мореплаватели оказывались в круглой чаше причудливого геологического образования, известного под названием бухты Месапо. Галера очутилась в каком-то неестественно спокойном, безветренном уголке. Эта тишина вызывала ощущение безжизненности, несмотря на веселые краски рыбачьих суденышек, которым она служила надежным убежищем. Берега поднимались крутым амфитеатром. Видимо, в отдаленном геологическом прошлом в недрах горы образовалась подземная пустота. Море точило берег, пока не вторглось в каверну, ее своды обрушились, словно лопнувший пузырь, и открылся круглый водоем шириной около тридцати метров. Как раз такой величины, что в нем могли «тесным рядом» встать одиннадцать галер, как сказано у Гомера. И он нисколько не преувеличивал, говоря, что «там волн никогда не великих, ни малых нет». Прозрачная поверхность замкнутой ак 39 I |
