Вокруг света 1989-02, страница 22

двухэтажный дом с флагом на крыше. Здесь разместились поселковая Советская власть, контора совхоза имени 50-летия Великого Октября и службы Аэрофлота.

Наши собаки что есть мочи неслись через весь поселок к домику Мейны-ринтыргына-старшего. Сейчас их ничто не могло остановить. Домой, только домой! Там дадут поесть. По куску моржового мяса или по целой рыбине. Чукотская ездовая может в пути есть лишь раз в сутки. А если надо, и раз в двое суток.

На ходу я успевал считать упряжки и собак возле домиков. Насчитал не меньше семнадцати, а на крышах сарайчиков, прилепленных почти к каждому домику, успевал заметить нарты — грузовые, прогулочные, спортивные. Лишь нарты да собаки отличали этот поселок от других поселков Крайнего Севера, в массе своей ординарных, давно потерявших национальные особенности.

Первым же вертолетом мы вылетели из Нешкана в Лаврентия, районный центр Чукотки. Только так можно было попасть в северо-восточную часть гигантского полуострова, к поселкам Уэлен и Инчоун. На следующее утро другой вертолет донес нас до желанного Уэлена. Хотелось посмотреть собак и здесь.

Тянули меня сюда и воспоминания. Лет двенадцать назад, во время съемок на Чукотке научно-популярного фильма «Подвиг Семена Дежнева», я ходил по Уэлену, разглядывая привязанных почти у каждого дома ездовых собак. Возле школы бродила собака серой масти. Мы случайно встретились с ней взглядом, и меня поразил цвет ее глаз — они были голубыми. Я хорошо запомнил это, потому что никогда в жизни не видел собак с такими глазами. Моя новая знакомая отличалась от многочисленных ездовых и своей короткой шерстью. Помнится, я подумал тогда, что такая собака должна мерзнуть на Севере. И только много позже узнал, что морозостойкость ездовых собак зависит не столько от длины остевого волоса, сколько от густоты подшерстка.

Я поинтересовался у местного учителя, откуда взялась голубоглазая собака. Он рассказал, что уэленцы-старожилы поговаривают, будто такие собаки приходят в поселок по льду с Аляски. А сам он полагает, что это потомки тех ездовых псов, которые выживали, когда погибали многие полярные экспедиции первооткрывателей. Соединяясь в вольные стаи, они охотились на нерпу, тюленя, оленей, птиц, мелких животных и, спариваясь с поселковыми собаками, оставляли свое потомство.

В Уэлене мы с Афанасием осмотрели всех ездовых собак и щенков, но голубоглазых среди них тоже не оказалось. Нам ничего не оставалось, как, добыв пару упряжек, отправиться в Инчоун.

Выехали рано утром. Казалось, махнем тридцать верст быстро: в каж

дой упряжке по десять собак. Но не тут-то было. Выезжали при солнце, а уже через 15 минут началась пурга. Местность пересеченная. Путь лежал по сопкам, берегом океана мимо торосов, по дну замерзшего озера... Тридцать километров преодолевали полдня.

На этот раз мы были без Миши Зеленского. Его отозвали в Лаврентия, куда приехали японские кинематографисты, и Миша был нужен как переводчик. Но с каюром нам снова повезло: Яков Вуквутагин был одним из лучших каюров в Уэлене. Имея мотонарты «Буран», он тем не менее содержал две собачьи упряжки. Яков любил собак. И книги. Особенно по археологии. Познакомившись, мы тут же договорились, что кое-что из книг я ему пришлю из Москвы. В пути я спросил его:

— Скажи, Яков, тебе приходилось ездить когда-нибудь на голубоглазых собаках?

— А как же! Приходилось,— ответил он.— У отца была одна такая упряжка. Хорошие были собаки. Но уж, если зверя учуют, не остановишь... Видно, предки их добывали себе корм сами. Я даже побаивался их. Одна такая натасканная собака могла остановить белого медведя и не дать ему уйти. А сейчас целая свора не всегда способна на это.

— Ну а в Инчоуне, как ты думаешь, не осталось голубоглазых? — спросил я, еще на что-то надеясь.

— Не знаю,— ответил Яков.— Я давно не был там, надо посмотреть...

В Инчоун приехали к вечеру. Управляющий отделением совхоза Валентин Федорович Мирошниченко оказался человеком гостеприимным и пригласил нас с Афанасием к себе в домик. Вуквутагин и второй каюр, попив чаю и отдохнув часок, тронулись в обратный путь. А мы остались ночевать, договорившись, что в Уэлен вернемся на инчоунском транспорте.

Утром, после завтрака, мы сразу спросили Мирошниченко, есть ли в их поселке ездовые собаки с голубыми глазами. Валентин Федорович подкинул в печку несколько поленьев, закрыл дверцу и ответил:

— Я здесь недавно, точно не могу сказать. Одно знаю, в прошлом году была эпидемия чумки, и у нас погибло больше сотни лучших собак. Осталось ли что-нибудь от элитных, не знаю... думаю, вряд ли... А вообще-то упряжек 15—20 у нас в поселке еще найдется, но голубоглазых среди них я что-то не замечал. Вы пройдитесь по поселку, посмотрите нашу звероферму, косторезку, а я поговорю с владельцами собак...

Вернулся Мирошниченко с хорошей вестью.

— Есть! Нашел! — сказал он, улыбаясь.— Целых семь штук... щенки... и все голубоглазые.

От радости я чуть не расцеловал Валентина Федоровича.

— Пошли! — кивнул он.— Хозяин ждет вас и даже готов подарить щенка для дела...

К владельцу щенков мы не шли, а летели. Нашим будущим благодетелем оказался лучший в Инчоуне охотник — Антон Кымыровтын. Как только мы вошли в сени, я тут же увидел на подстилке серую с короткой шерстью суку и семь щенков. По масти тут была целая гамма: чисто черные, черные с белым, коричневые с рыжим, а один красавец был абсолютно белым, как песец. Одно их объединяло: у всех щенков были нежно-голубые глаза.

«Наконец-то!» — подумал я и попросил Кымыровтына показать кобеля, отца щенков. Хозяин проводил нас за дом, к сараю, и мы увидели среди прочих ездовых собак этого красавца. Он был серой с белыми пятнами масти и очень добродушный. Дал себя погладить, хотя видел нас в первый раз.

— Откуда он взялся? — спросил я хозяина.

— Пришел,— ответил Кымыровтын.

— Как пришел? — не понял я.

— По льду... Оттуда,— он показал рукой в сторону Аляски.

И тут я все понял. Как иная рыба возвращается к местам, где она появилась на свет, так и голубоглазых собак тянет на родину их предков. Чтобы проверить свою мысль, я спросил Кымыровтына:

— Скажи, Антон, а были еще случаи, чтобы голубоглазые собаки приходили по льду? Или это единственный?

— Конечно, были,— ответил он.— Еще старики говорили, что голубоглазые собаки приходили к ним по льду. И в наши дни приходят. Если бы не эта эпидемия, их у нас было бы много. А сейчас только мои остались...

— Скажи, Антон,— спросил я, когда мы возвращались в домик,— а сука у тебя из хороших собак?

— Передовиком ходила... Очень умная, из наших, чукотских...

Перед тем как проститься, мы договорились с Антоном, что в нашей будущей экспедиции по Чукотке примет участие и он со своей упряжкой. Мирошниченко тут же дал свое согласие отпустить Кымыровтына.

На прощанье все вместе сфотографировались на улице со щенками на руках, обменялись адресами. А через полчаса мы уже были в пути. В сторону Уэлена нас вез попутный вездеход. Мы сидели в закрытом кузове, возле ящиков с рыбой, каждый наедине со своими мыслями. У моих ног, в большой коробке из-под печенья, на куске старой оленьей шкуры ворочались два голубоглазых комочка — подарок Антона Кымыровтына. Узнав, что мы собираемся возродить на Чукотке ездовую собаку и подбираем породистых щенков для селекции, он сделал этот подарок от чистого сердца. И мы понимали, что это нас ко многому обязывает.

п-ов Чукотка

20