Вокруг света 1989-02, страница 29

мне наилучшую склонность и веру, это мне много помогает в моих дея-тельностях».

Этим в немалой степени и объясняется позиция, которую занял Ушаков по отношению к аристократии острова. Нобили жаждали наказания восставших крестьян, ограничения прав промышленников, торговцев, интеллигенции...

И как гром среди ясного неба прозвучал для них после освобождения Корфу указ адмирала Ушакова об «амнистии» зачинщикам бунта. Написан он был по-итальянски специально для венецианских отпрысков, которые считали для себя зазорным говорить на греческом языке. Но, очевидно, для крестьян, ремесленников, рыбаков указы писались на их родном языке. Тогда ионические аристократы и русские дипломатические доносители (вице-консул Загурист-ский и генеральный консул на Корфу Бенаки) в один голос заявили, что русское командование встало на сторону черни. Хотя Ушаков просто не хотел нового кровопролития, какое учинил в это же время английский адмирал Нельсон в Неаполе. И в документах четко прослеживается недовольство нобилей этим странным русским адмиралом. Жалобы их подшиты рядом — в Петербург, Константинополь, и все на «адмирала-якобинца». Ушаков же нобилей предупреждал: «Если вы не отпустите крестьян, вас порежут, я заступаться не буду...» Поступить иначе адмирал не мог, ведь его эскадра прибыла с освободительными целями, и он вся

чески это подчеркивал. Поэтому вызывает недоумение, когда в современной греческой буржуазной историографии 1798 -1799 годы называются русско-турецкой оккупацией Корфу. Хороша оккупация, которая дала первое греческое государство, когда впервые греческий язык на острове стал государственным. Недаром по отъезде эскадры в 1800 году греки преподносят адмиралу Ушакову медаль как «спасителю», «отцу». Они-то знали, что только благодаря его решительным действиям на островах всячески пресекались бесчинства и грабежи, не допускалась малейшая несправедливость по отношению к любому гражданину острова. Об этом говорит и его обращение в «Сенат Ионических островов в Корфу состоящий» с «Предложением»:

«Прошение сие препровождаю я в Сенат Ионических островов и предлагаю оному повелеть капитану Герасиму Кут и брату его Паниоту Куту судно просимое монахом Симеоном принадлежащее монастырю Хилен-дарской обители возвратить и отдать беспрекословно оному монаху Симеону, ибо он действительно принадлежит той области, в чем Герасим Кут, будучи у меня на корабле, лично мною спрашиваем и лично в том признал, что действительно судно то принадлежит той обители... и утвердительно обнадежил меня, что оно возвращено ему будет, теперь же оно находится в Ливорно. Почему-то не отдано... прошу приказать беспрекословно просьбу монаха Симеона выполнить и доставить удовлетворение

как следует по справедливости, а не принимая облыжные отговорки и ябеды напрасные...»

Ушаков надеялся, что в Зимнем дворце его поймут. Но в Петербурге устремлений адмирала, естественно, не поняли. Тем более что к середине 1800 года англо-русско-турецкая коалиция распалась, и эскадру Ушакова отозвали в Ахтияр (Севастополь). Турки ушли в Константинополь еще раньше. Адмирал навсегда покинул Корфу, но оставил там замечательную память о себе - республику Семи Островов. В начале XIX века это была единственная свободная территория Греции. И может быть, не случайно именно здесь, на острове, родились строчки поэта Соломоса Дио-нисиаса, ставшие национальным гимном Греции.

...Рука уже устала переписывать документы. Прошу Ольгу узнать, можно ли сделать фотокопии. А сам ощупываю содержимое карманов — сколько же это будет стоить? Николас Аспиотис, служащий архива, улыбается: «Ничего! Пусть это станет вкладом в нашу дружбу». Через час мне вручают драгоценные реликвии. Для исследователя жизни Ушакова получить такие документы — все равно, что штурмом взять Корфу. Мне вдруг очень захотелось, чтобы на острове, где хватает памятников англичанам и венецианцам, поставили хоть какой-нибудь скромный знак в память о великом русском адмирале, защитнике греческого народа.

Ионические острова

27