Вокруг света 1989-12, страница 32

как он возбужденно воскликнул: «Ико нгаги!» (Это горилла!) У меня замерло сердце. Мы поставили корзину на пол, и я медленно приподняла крышку. Из корзины вылезла исхудавшая малютка в возрасте примерно трех лет.

Ее отобрали у заирских браконьеров, пытавшихся всучить горилленка под Новый год французскому врачу в Рухенгери и выручить около тысячи долларов. Мне стало известно, что пленницу долго держали в сыром и темном сарае на границе парка у горы Карисимби и кормили хлебом, а изредка фруктами. Малышка была слаба и к тому же сильно простужена. Испугавшись людей, она немедленно спряталась под кровать и долго еще ныряла туда всякий раз, когда в комнату входил человек. Мы принесли ей свежий зеленый корм и много веток для гнезда.

Шесть недель понадобилось Бон-Анэ («Новогодней»), чтобы она достаточно окрепла и смогла играть на лужайках рядом с лагерем. Прошло еще шесть недель, и она стала ловко лазать по деревьям и добывать себе пищу, раздирая на части стебли сельдерея, сдирая кожицу с чертополоха и скатывая в шарики подмаренник. Как было приятно наблюдать за превращением больной пленницы в жизнерадостного детеныша!

К марту Бон-Анэ полностью выздоровела, и мы решили попробовать выпустить ее на свободу. Но сначала следовало отучить ее от готовой пищи, теплого ночлега и, главное,— от людей, которые окружали ее

вниманием и играли с ней. Для этого на территории группы четыре вдали от Карисоке была устроена временная стоянка, состоящая всего лишь из небольшой палатки и спальных мешков. Там Бон-Анэ предстояло на протяжении четырех суток постепенно привыкать к дикой природе в обществе стажера Джона Фаулера и его африканского помощника.

В тот день, когда было решено выпустить Бон-Анэ на волю, все с самого начала пошло вкривь и вкось. Мало того, что лил проливной дождь, но и гориллы были не в настроении — затеяли ожесточенную схватку с неопознанной окраинной группой обезьян. Вряд ли можно было полагаться на то, что в этот день они примут Бон-Анэ. Возвращаясь к стоянке, мы с неохотой решили попытаться ввести ее на следующий день в группу пять. Попав в нее, Бон-Анэ оказалась бы на территории сравнительно безопасной от браконьеров, но, с другой стороны, уже прочно сложившиеся кровные связи могли бы затруднить процесс принятия детеныша с чужим генофондом.

Когда мы с Джоном вели Бон-Анэ к группе пять, мои недобрые предчувствия стали усиливаться, но они совсем не передавались малышке, которая с удовольствием сидела на загривке Джона. Добравшись до группы пять, скучившейся под моросящим дождем на южной стороне Високе, мы с облегчением отметили, что поблизости не было посторонних групп или серебристоспин-ных одиночек. Может быть, вторая

попытка пристроить Бон-Анэ все-таки увенчается успехом?

Первой задачей было найти подходящее дерево рядом, чтобы у Бон-Анэ сохранялась возможность остаться с нами, если она испугается, или вернуться к нам, если ее не примут. Втроем мы забрались на высокое наклоненное дерево метрах в пятнадцати от горилл. Прошло минут пять, пока Бетховен узнал нас и издал короткий тревожный крик. Глядя на Бон-Анэ, он никак не мог понять, своя это горилла или чужая. Малышка в ответ уставилась на него так, словно знала старого самца всю свою жизнь.

Люди перестали существовать для Бон-Анэ. Она медленно высвободилась из рук Джона и стала спускаться по стволу к своим соплеменникам. Когда она проходила мимо меня, моя рука невольно потянулась к ней, как у матери, пытающейся защитить свое дитя от опасности. Затем, отчетливо поняв, что це надо вмешиваться в решение, принятое малышкой, я отдернула руку. Бон-Анэ спустилась к стоявшей под деревом самочке по имени Так. Обе гориллы нежно обнялись. Мы с Джоном переглянулись с сияющими улыбками, забыв все прежние опасения и сомнения.

Все, чего я боялась вначале, случилось. Эффи бросилась к Так. Обе самки стали бороться за малышку, тянули ее в разные стороны и покусывали Бон-Анэ разоралась от боли и страха. Через десять минут я решила, что с меня достаточно. От моих

30