Вокруг света 1990-03, страница 50

— Идите к коммерсанту, господину Сангаре, может, он поможет,— произнес прыщавый с усмешкой.

При упоминании имени господина Сангаре Сумейлат вздрогнул, но виду не подал и обещал проводить.

— Это недалеко, возле памятника,— пояснил он.

В Гао, как и в большинстве африканских городов, названия улиц отсутствуют. Город делится на районы, а нужный дом в районе отыскать проще простого, только спроси. Живут люди у рынка, живут у дворца — значит, неподалеку от мэрии, у гончаров живут. А вот у памятника?.. О памятниках в Гао, в нашем понимании этого слова, я, признаюсь, ничего не слышал и таковых не обнаружил, гуляя по городу. Не принимать же в расчет погребальные стелы на старом мусульманском кладбище, открытые археологами в 1939 году и свидетельствующие о связях между Гао и арабской Испанией. Поэтому я переспросил Сумейлата, не оговорился ли он? Получив отрицательный ответ, удивился еще больше.

— Кому памятник?

— Не кому, а чему. Меридиану, через Гао проходит нулевой меридиан.

— Гринвичский?

— Наверное. Вот он,— Сумейлат кивнул головой.

Это был каменный столб с надписью, возвещающей, что именно в этом месте проходит главный меридиан Земли. Шагнул вправо — отсчитываешь восточную долготу, шагнул влево — западную.

Сейчас меня это не забавляло. Не проходило неприятное ощущение после разговора в банке. Что за чертовщина? Почему должны идти к неизвестно какому коммерсанту? К этим вопросам примешивался еще один, который я изо всех сил гнал прочь: неужели, пройдя через пески Сахары, мы бесславно окончим путешествие в Гао из-за самовольства банка, не признающего всесильный доллар?

Дом, где располагалась контора господина Сангаре, ничем не выделялся из ряда одноэтажных глинобитных домов, образующих сплошную стену и защищающих от песчаных бурь обитателей и задние дворы. Однообразие построек подчеркивалось еще и тем, что у зданий не было окон — одни только двери. В домах, где хозяева торговали, сразу за дверью начинался прилавок.

В учреждение господина Сангаре вело сразу две двери. Через первую проходили люди, близкие хозяину, через вторую — посетители. Мы, естественно, вошли через вторую.

Помещение, куда мы попали, представляло своего рода зал ожидания. Те, кому не хватило мест на лавках, сидели на земле. Вентиляция начисто отсутствовала, отчего, казалось, не только воздух, но и сами стены пропитались тяжелым аммиачно-кислым запахом пота. Занавесь из светлой ткани отделяла зал ожидания от по

мещения поменьше, собственно приемной господина Сангаре.

По доносившимся оттуда звукам можно было легко догадаться о происходящем. Посетители жаловались и просили о чем-то, подкрепляя просьбы всхлипываниями, а иногда и рыданиями. Уверенный голос хозяина оказывал на них прямо-таки гипнотическое воздействие. Иногда, правда, хозяин срывался, хлопал ладонью по столу, и от этого удара одновременно вздрагивали все посетители по эту сторону занавеси. Воцарялось гробовое молчание. Поворачивался ключ в замке, лязгала задвижка, и дверца сейфа тяжело открывалась. Проситель боялся пошевелиться, чтобы, паче чаяния, господин Сангаре в столь ответственный момент не передумал. В тишине слышалось шуршание денег, шелест бумаг. Затем следовали многочисленные слова благодарности.

Постояв немного в духоте, мы вышли на улицу. Спустя несколько минут появился Сумейлат:

— Сейчас вас примут, я послал сообщить хозяину.

Николай не успел еще докурить сигарету, как из двери для почетных гостей высунулась мужская голова, и нам кивнули: «Заходите!» Пропуская нас, Сумейлат вошел последним, но в приемной протиснулся вперед и буквально вцепился в левое плечо коммерсанта, склонив голову. Потом, на улице, Сумейлат объяснит, что так приветствуют родителей или близких родственников, но только самые пожилые и уважаемые подставляют плечо. Чем выше степень уважения, тем выше от кисти к плечу поднимается рука приветствующего. За плечо здороваются с отцом отца. Позже Сумейлат объяснит и причину его отношения к коммерсанту, а пока перед нами в кресле сидел, слегка развалясь, седой человек арабской наружности.

Огромный синий вентилятор на высокой ножке бешено прыгал в металлической клетке, направляя поток теплого воздуха то на кипу бумаг под пресс-папье на столе, то на шею хозяина. Коричневых тонов полосатый бубу, украшенный золотистой вышивкой, был распахнут на его груди. В разрезе блестел медальон на золотой цепочке. Пальцы в золотых кольцах, на запястье часы желтого металла. Золотой ансамбль завершали очки.

Из окна был виден прекрасный сад с пальмами, цитрусовыми деревьями и манго.

У меня было впечатление, что мы находимся на аудиенции у шефа местной мафии — некоего африканского дона Корлеоне. Ему прислуживал высокого роста плечистый негр— не иначе телохранитель.

Но вот помощник вышел, и господин Сангаре наконец выслушал нас.

— Двести франков за доллар, идет? — Он смотрел не мигая прямо мне в глаза.

— Помилуйте, ведь это лишь поло-

Гао возник как центр соляной торговли на Нигере. По традиции плиты соли привозят сюда из Тауденни. Африканцы считают эту соль самой полезной, оттого и едут на соляной рынок в Гао.

Сикасо известен своими калебасами.

вина официального курса,— возразил я.

— Моя такса. Или по двести, или ничего.

— Вы же знаете, ни один банк не берет и трети таких комиссионных. Это просто неприлично! — возмущался я, взывая к совести господина Сангаре.

— Ну, не будем об этом. Я вам оказываю услугу, в которой отказал госбанк. А в моей порядочности вы убедитесь, когда придете ко мне в следующий раз, и я снова предложу вам двести, и не сто пятьдесят, как следовало бы.

Местный мафиозо позвал своего секретаря-телохранителя. Тот пришел, принеся очередной гроссбух. Стало ясно, что разговор окончен. Мы вышли через парадную дверь не попрощавшись.

Сумейлат был очень расстроен и даже испуган.

— Господин Сангаре недоволен,— медленно произнес он.— Вам-то что,— уедете, а от него многое, очень многое зависит в моей жизни. Ведь именно он распорядился пускать меня в гостиницу. Я всегда находил ему хороших клиентов. Туристы что-то продают или меняют. Иногда у них ломаются машины, или они хотят совершить лодочную прогулку по Нигеру. Господин Сангаре их выручает. Он даже держит несколько моторных лодок. Но главное — он дает в долг нуждающимся. Выручает проводников, с которыми расплатились, например, долларами или марками. У нас любят французский франк.

«Да уж, держи карман шире, выручает он гидов,— подумалось мне.— Он их бессовестно грабит, как собирался ограбить и нас. Оттого-то гиды и люди из Тессалита всячески отказывались от американской валюты. Сам Сангаре, наверное, сговорился с банком и сдает туда деньги по официальному курсу. Точно. Мафия».

Вернувшись в гостиницу, мы поняли, что о результатах разговора с господином Сангаре здесь уже известно. Буфетчик заявил, что обслуживать не будет, пока с ним не расплатимся. А портье вызывающе заметил, что, мол, нас поселили под честное слово. Все, словно сговорившись, требовали денег. Администрация отеля поставила условие рассчитаться с ней за проживание завтра не позже четырех часов. Видя, что происходит, Сумейлат поспешил исчезнуть.

Появился он только к вечеру и был изрядно навеселе. Подошел к нашему столику в ресторане и попросил, чтобы его угостили пивом.

— Мне кажется, вам могут помочь русские,— сказал он, пододвигая

48