Вокруг света 1990-04, страница 11

л

книжным человеком,— отмечала в своих воспоминаниях Мария Ильинична Ульянова.— Ту страсть, которую он вкладывал в работу, он вкладывал в отдых, прогулки и прочее. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, любил людей... Прогулки во все периоды жизни были для него лучшим отдыхом».

Особенно целительными были прогулки в Горках, когда Ленин поправлялся после ранения. Он выходил из усадьбы иногда с охотничьим ружьем, а чаще просто с палочкой и преодолевал за день немалые расстояния. Сказав об этом, Суханов указал рукой на огибавшее лес шоссе. С этой дороги, ведущей в соседнюю деревню Мещерино, начинались обычные маршруты Владимира Ильича. Справа за перелеском лежало широкое поле. Слева сплошной стеной стояли облетевшие уже березы, разбавленные кое-где зелеными вкраплениями сосен и сизыми зарослями ивняка.

— Это и есть Съяновская опушка,— сказал Александр Федорович.— А там, в Мещеринском лесу, была грибная поляна, куда часто ходили обитатели Горок. Вряд ли кто распознает теперь это место. Поляна заросла соснами и почти не просматривается.

Мы свернули с шоссе и некоторое время шли без дороги по жухлой некошеной траве. В чахлых зарослях злаков и пижмы блеснуло озерцо. Вот он, Круглый пруд! Я остановился, вспоминая прочитанное.

«Шоссе, по которому мы ехали,— писал Дмитрий Ильич Ульянов,— это так называемая шоссейка. Здесь дорога на Мещерино. Рядом находится круглый пруд; отсюда мы заходили и удалялись в лес, а потом проходили на полянку, расположенную по дороге в Лукино».

Описание совпадало. Только вот до леса было еще далековато Я сказал об этом старому егерю, и он тяжело вздохнул:

— Раньше стоял густой лес, я сам его пилил... Делалось это по приказу Лысенко. Тогда он ставил опыты с посадками квадратно-гнездовым способом. В ту пору я только-только устроился рабочим на его экспериментальную базу.

Егерю привелось пообщаться лично с академиком, у которого была привычка объезжать делянки на персональном черном ЗИЛе. Причем он всегда сидел сзади, как бы прячась за спиной водителя.

— Подъехал однажды ко мне,— рассказывал по пути Суханов,— и кричит в окно, чтобы валил я пилой столетнюю липу. Когда она с треском плюхнулась о землю, Лысенко подзывает меня и спрашивает, кивая на пень:

«Пойдет поросль?»

«Пойдет»,— отвечаю.

«Одни дураки так думают! — рассердился он.— А я говорю, не пойдет! Здесь вырастет другой вид!»

Про себя я, конечно, посмеялся над экспериментом.

MIIIUUIIIIIII

И точно: весной пошла липовая поросль.

Тем временем мы вышли к бетонному мосту, перекинутому через широкую магистраль, по которой проносились потоки автомобилей и автобусов. Когда-то здесь находилась Можжевеловая поляна, о которой часто вспоминал подолгу живший в Горках Дмитрий Ильич Ульянов. Возвращаясь с охоты, Ленин здесь де лал привал, а однажды подстрелил тут тетерева. Суханов помнит, как эту поляну распахивали в конце тридцатых, а в шестидесятых прокладывали автотрассу к аэропорту Домодедово.

И вновь строки из воспоминаний Д. И. Ульянова: «Раньше в Лукине была видна церковь, у нее был громадный белый купол, который виднелся отсюда как бы для ориентировки, чтобы не заблудиться в лесу. Мы всегда находили этот купол Лукина и ориентировались в направлении».

Теперь дорогу на Лукино обступали сосны, и грандиозный пятиглавый собор из красного кирпича удалось увидеть лишь в непосредственной близости. Когда-то в сельце Лукино находился женский монастырь с причудливым тройным названием — Крестовоздвиженский Флоролавр-ский Иерусалимский. Так назывались престолы здешних церквей, превращенных в тридцатые годы в корпуса детского санатория. При этом небольшой усадебный храм Флора и Лавра и трапезная Иерусалимская церковь пострадали незначительно. А возведенный в 1896 году псевдорусский Крестовоздвиженский собор был обезглавлен. И лишь совсем недавно вновь поднялись над лесом восстановленные купола и кресты, и видны они тем, кто прилетает самолетом в Домодедово.

За кирпичной монастырской оградой лежал луг, наполовину накрытый тенью собора. Его пересекала

тропа, спускавшаяся в низину А дальше, до самого горизонта, простиралась лесистая долина Пахры.

Мы перешли небольшой ручей.

— Здесь начинается Барсучий овраг,— сказал Александр Федорович.

— А барсуки есть?

— Нынче мало. Браконьеров много развелось.

— В заповеднике? — удивился я.— Да еще в Ленинском?

— А думаете, это останавливает?..

Тропа шла по краю оврага, потом

свернула в лес. Пришлось довольно долго брести по березняку. Вдруг стволы расступились — будто Тунгусский метеорит насквозь прорезал глухой подмосковный лес. Мы остановились на широкой просеке.

— Что это?

— Коллектор,— ответил егерь.— Здесь идет трасса газопровода. Вырублен почти весь Тетеревиный ток — так называли березовое редколесье, где хорошо шла охота по тетеревиным выводкам. Меня водил сюда отец еще мальчишкой.

Родная деревня Суханова лежала поблизости. Сначала я увидел россыпь разноцветных кубиков на склоне — ульи. За пасекой сгрудились крытые шифером дома.

Ленин побывал в Богданихе несколько раз. Во всех путеводителях можно прочитать о том, что 5 сентября 1920 года крестьяне Богданихи обратились к Владимиру Ильичу с просьбой уменьшить непомерный размер продразверстки. На следующий день Ленин писал из Горок в Подольский уездный продовольственный комитет. «Мне доставлено непосредственно следующее прошение. Я могу удостоверить тяжелое продовольственное положение деревни Богданово (Богданихи в просторечии) Прошу поэтому немедленно рассмотреть их прошение и по возможности облегчить их положение,

9