Вокруг света 1991-03, страница 22

женщины в белых передниках, шла подготовка к завтраку. Мы узнали, что на станции зимой работает около 20 человек, а сейчас, в сезон, приехало около 90, мест не хватает, приходится питаться в несколько смен. Однако предложения стать первой сменой не поступило...

Не растерявшие своего достоинства в снегах Антарктиды, мы проследовали за гидшей в соседнее помещение, оказавшееся просторным гимнастическим залом. Здесь уже находилось человек 50. Нас встретили аплодисментами. Мы сели прямо на пол, и началась наша первая пресс-конференция на полюсе. Мне был задан вопрос: «Почему вы все время идете впереди?» Я ответил, что собаки бегут за мной быстрее, чем за кем-либо, и, по-видимому, это связано с тем, что я — единственный, кто регулярно принимает снежный душ и потому имеет несколько отличный от всех других запах, который больше нравится собакам. Пресс-конференция длилась полтора часа. По нашему походному режиму мы уже заканчивали ужин, и наши желудки никак не принимали внезапного изменения устоявшегося расписания. Мы ждали продолжения... И оно последовало. Когда стихли аплодисменты присутствующих, от стены отделилась какая-то женщина и в гробовой тишине зачитала «Приговор» экспедиции «Трансантарктика», вынесенный Дивизионом полярных программ Национального научного фонда США. Согласно этому «Приговору» экспедиция «Трансантарктика» в лице всех шести представителей шести государств мира, являясь частной экспедицией, не приносящей на алтарь антарктической науки ничего, кроме забот о ее собственной безопасности, лишается на станции «Амундсен — Скотт» всех видов поддержки и помощи. Это означало, что нам нельзя было официально питаться на станции, принимать душ, пользоваться почтой и даже вообще находиться на ее территории. Что называется — дождались. Женщина, читавшая «Приговор», прилетела сюда специально, чтобы проследить за его неукоснительным соблюдением. Мы и прежде, зная отношение американской антарктической службы к нашей экспедиции, ни на что особенно не рассчитывали, но чтобы так? Это было неожиданным и для нас, и для полярников станции, которые всем своим видом и словами пытались сгладить неприятную ситуацию. Нам осталось только пожелать всем приятного аппетита и с высоко поднятой головой удалиться восвояси. Мы устроили свой большой праздник в палаточной кают-компа-нии, тем более что продуктов было много, вина тоже хватало, чтобы поднять тосты за полюс и за удачу!

На следующий день «роковая» женщина улетела, и у Тома моментально прорезались крылья: он решил провести тайную вечеринку в честь

20

экспедиции. Мы приняли настоящий горячий душ с мочалкой и мылом и, конечно же, все, кроме Джефа, опасавшегося, наверное, подмочить свою репутацию трезвенника, собрались в кают-компании. После трех часов но-* чи праздник перешел в новую фазу: устроили свадьбу начальника станции Тома с одной из девушек, с которой до этого его связывали не обремененные брачными узами отношения. Масла в огонь подлил Лоран, предложивший снять сюжет: «Свадьба на Южном полюсе».

Вмиг откуда-то появился ящик шампанского, и праздник начался с новой силой. Забегая вперед, скажу, что наутро молодожены подали на развод и удрученный Том даже не вышел нас провожать. Мы провели на полюсе три дня, хорошо отдохнули. Нам дали самого разнообразного мяса, причем столько, сколько мы могли взять с собой. Протяженность участка Южный полюс — «Восток» — 1250 километров, и мы рассчитывали на пополнение своих продовольственных запасов на 87-м, 84-м и 81-м градусах южной широты. В соответствии с этим разделили продовольствие, дополнительную одежду и прочее снаряжение на три части и оставили все это в базовом лагере на полюсе, объяснив задачу нашему пилоту Брайтону.

Перед выходом я связался с начальником станции «Восток» Сашей Шереметьевым — моим хорошим другом — и договорился о сроках связи, сообщил, что мы рассчитываем быть на «Востоке» в 20-х числах января. Саша сказал, что они нас давно ждут.

Участок между Южным полюсом и «Востоком» на всех многочисленных картах и рекламных проспектах нашей экспедиции был выделен специальной штриховкой и обозначен как «зона недоступности». История происхождения этого названия такова: сначала при разработке планов обеспечения экспедиции на маршруте считалось, и справедливо, что этот район наиболее трудно доступен для малой авиации. Затем мы подсчитали и выяснили, что все-таки можно долететь сюда и малой авиации, но это будет стоить очень дорого, то есть для нас этот участок становился «Зоной относительной недоступности». В географическом же отношении «зоной относительной недоступности» в Антарктике называют район, одинаково отстоящий от побережий. Эта область находится западнее линии, соединяющей Южный полюс с «Востоком». Последний раз перед нами по этому маршруту прошли тягачи 4-й Советской антарктической экспедиции в 1959 году, с тех пор здесь никто не путешествовал, мы были первыми. На основании данных, которые я почерпнул из отчета о том далеком походе, я сделал вывод, что здесь мы столкнемся с относительно ровной поверхностью, глубоким рыхлым

снегом, солнечной морозной и тихой погодой. Однако снег, а точнее, его тонкая плотная верхняя корочка оказалась достаточно прочной, чтобы удержать и лыжника, и нарты, и даже собак, так что проблем с рыхлым снегом мы не испытывали. Удивительным было и большое количество застругов, вытянутых в направлении юго-запад — северо-восток и достигающих порой высоты 70—90 сантиметров, так что приходилось выбирать дорогу. Абсолютно безветренных дней было очень мало, но ветер был преимущественно боковым или попутным для нас. Чтобы Брайтон отыскал нас, мы каждые две мили строили из снежных кирпичей пирамиды высотой около двух метров — тени от них были хорошо различимы с воздуха.

Мы вновь поменялись «квартирами». Теперь от Южного полюса я шел вместе с Кейзо, Уилл—с Джефом, Дахо — с Этьенном. Я взялся приучать Кейзо к снежному душу по утрам. Он и раньше пытался делать это самостоятельно, но не находил поддержки у своих прежних партнеров по палатке, а дело это, особенно в холодную и ветреную погоду, требует большой выдержки и силы воли. Я увлекал своего молодого, но, бесспорно, талантливого ученика личным примером, более того, с наступлением «лета» стал принимать душ дважды в день — утром и вечером. Кейзо оказался знатным кулинаром, и его поистине фанатичная преданность рису стала постепенно передаваться и мне. По-прежнему завтраки готовил я, приучая Кейзо к овсянке, а вечером мы открывали в нашей палатке японский ресторанчик, и ароматы нашей кухни соперничали с не менее сильными ароматами китайской кухни, царившими в палатке Эть-енна и Дахо.

Солнце крутилось над головою 24 часа в сутки, не испытывая ни малейшей необходимости присесть за горизонт. Мы шли в ночное для нашего меридиана время. Это было удобнее по двум причинам: во-первых, солнце, находящееся весь переход за моей спиной, помогало ориентироваться по собственной тени, во-вторых, держа солнце «на привязи», мы меньше рисковали обжечь лица и губы, правда, от рассеянной радиации было не укрыться, и Дахо с Джефом шли в масках. Мы уже прошли свыше 100 километров от точки, в которой рассчитывали принять первый самолет, когда прилетел Брайтон и привез рождественскую посылочку с запаянной в полиэтилен ароматной еловой веточкой. И мы устроили новогодний праздник — как раз посередине между Южным полюсом и станцией «Восток».

И все было бы хорошо, если бы мы все во главе с нашим главным специалистом в области медицины, уважаемым доктором Этьенном, в одно прекрасное утро не обнаружили, что Тьюли готовится стать матерью. События, имевшие место в базовом ла