Вокруг света 1991-03, страница 24

го больше 15 антарктических экспедиций, приветственно махал нам крыльями...

Преодолев за 11,5 дня 550 километров, мы вышли на станцию «Комсомольская». Здесь находилось всего пять человек. Мы смогли помыться в небольшой, рассчитанной на одного человека, баньке. Сергей Болохов, начальник базы, отвел меня в сторонку и, смущаясь, тихо, как бы извиняясь, сказал: «Ты знаешь, объясни как-ни-будь своим коллегам, чтобы каждый на них расходовал не более трех тазиков горячей воды». Уже сидя за праздничным столом, Джеф с гордостью признался, что обошелся одним неполным тазиком. Находясь на «Комсомольской», в 900 километрах от «Мирного», мы уже могли предположить, когда финишируем. Прикинули, что смогли бы, сохранив такой же темп движения, быть в «Мирном» 23—24 февраля; однако из «Мирного» ответили, что назначенное на 3 марта время прямой телевизионной трансляции, уже оплаченное телекомпаниями Японии, США, Франции и Италии, никак нельзя перенести и поэтому нам надлежит быть в «Мирном» 3 марта около 19 часов местного времени. Таким образом, мы получили дополнительное время, которое подействовало на нас расслабляюще. Мы изменили время подъема, сдвинув его на час вперед, и шли, что называется, не спеша. Сразу же после выхода с «Комсомольской» произошла встреча нашей экспедиции с направляющимся на «Восток» транспортным походом. 9 огромных тягачей с тяжеленными санями символически уступили нам лыжню и остановились всей колонной, чтобы поприветствовать нас. Из кабин на снег вывалились водители в промасленных куртках и танковых шлемах, делали фотографии на память и дружно восхищались собаками. Им всем, имеющим под капотами своих машин по 500—550 лошадиных сил, наверное, особенно близки и понятны трудности, с которыми пришлось столкнуться на этой сверхдлинной трассе нашим верным лохматым и сильным «тягачам». Небольшой пикник у обочины великой антарктической трассы — и мы расходимся. Поход никам надо спешить: зима на «Востоке» наступает стремительно, уже сейчас температуры опускаются там до минус 55 градусов.

Начался постоянный изматывающий ветер. Теперь каждый раз, устраиваясь на ночлег, мы строили невысокие снежные брустверы, предохраняющие собак от ветра, и укладывали их спать на одеяла, взятые с «Комсомольской». Мы проходили район станции «Пионерская», давно необитаемой; от нее остались только антенны, торчащие над снегом. Этот район давно получил печальную известность среди походников как «гнилое» место, где постоянно плохая видимость и постоянно дует сильный ветер, создающий труднопроходимые

заструги. Не было сделано исключений для нас.

Когда мы покидали «Пионерскую», погода окончательно испортилась — все, как на Антарктическом полуострове, только сейчас шел 208-й день экспедиции и все мы ясно ощущали дыхание финиша. 19 февраля, день рождения Джефа Сомерса, мы просидели в палатках — была свирепая метель. Джеф выполнил данное мне задолго до этого обещание принять в этот день снежный душ. Вечером никто из гостей не пришел из-за непогоды, и тогда мы решили отложить праздник до встречи с тягачами. Непогода продолжалась и на следующий день, но, несмотря на это, мы пошли... Я шел впереди без лыж, буквально в наклон, чуть ли не касаясь носом снежной поверхности, стараясь не отклониться от следа. Иногда встречались большие передувы, и след исчезал, тогда мы искали его широким фронтом. Очень помогали ориентироваться крохотные капельки масла или ледышки ржавого цвета, оставленные тягачами посредине колеи. Нам удалось удержать след, и в этот день, очень и очень нелегкий, мы все-таки прошли 26 миль. 21 февраля встретились с тягачами, последние двое суток стоявшими без движения; вокруг них образовались гигантские, высотой чуть ли не по крышу кабины, снежные надувы. На одном из них на двух добротных деревянных брусьях был распят небольшой, в четверть формата, лист фанеры с надписью, выполненной каллиграфическим почерком:

ЧАСТНАЯ ДОРОГА! 19.02.90 приобретена Джефом Сомерсом (Великобритания). Движение всех видов транспорта прекращается после 21.30 местного времени. В остальное время суток плата за проезд: две банки абрикосового конфитюра.

Джеф ознакомился с надписью, сделанной, как у нас принято, на русском и английском языках, и потребовал у обоих механиков-водителей по две банки конфитюра. В тот же вечер состоялось официальное чествование Джефа.

23 февраля на небольшом лыжном самолете Ан-28, проходящем испытания в Антарктиде, к нам прилетел Лоран со своей новой командой, он хотел отснять последний отрезок дистанции. Оставалось около 190 километров до «Мирного», и казалось, ничего интересного для Лорана больше не случится. Но так только казалось...

28 февраля мы подошли к отметке «26-й километр от «Мирного». Легко себе представить наше праздничное настроение, мы спускались с великого антарктического плато, мы уже даже видели мельком синее море и айсберги с одной из ледовых террас — огромных ледяных волн, которыми антарктическое плато спускается к

океану. До финиша экспедиции оставалось всего три дня!

Сейчас, когда экспедиция подходила к концу, я, конечно, лучше знал и понимал своих товарищей... Хорошо ли, плохо ли, но мои друзья не стеснялись показаться обыкновенными людьми с присущими человеку слабостями. Я часто вспоминаю Уилла в начале нашей совместной жизни в палатке и не могу забыть, как он однажды неожиданно решил отселиться от меня. Не говоря ни слова, стал расставлять небольшую палатку рядом с нашей основной. У него что-то не ладилось, и он попросил меня помочь. Я довольно в резкой форме отказал ему: мне был непонятен и неприятен этот демарш. Только позже Уилл буквально со слезами на глазах объяснил мне, что ему было необходимо тогда побыть одному, чтобы никто его не тревожил. Что это было? Слабость? Или обычное проявление человеческих чувств с его стороны и полное непонимание с моей? Не знаю. Наверное, да. Помню, я даже начал подумывать тогда, выдержат ли Наши отношения предстоящие испытания трудной и длинной дорогой. Но намечавшийся конфликт угас, так и не созрев, как, впрочем, и некоторые другие острые и близкие к острым ситуации — например, случай с забастовкой собак или дебаты о моей научной аппаратуре. Я думаю, были две основные причины того, что мы сохранили хорошие отношения. Первая — то, что каждый из нас чувствовал себя единственным, а потому и чрезвычайным и полномочным представителем своей страны в глазах своих товарищей по команде. И вторая: существовавший между нами, пусть невысокий, языковой барьер играл определенно спасительную роль — запас слов кончался прежде, чем острая ситуация переходила в конфликт.

Я понимал, что проявление так называемых слабостей или признание в них есть несомненное следствие более комфортных условий, которые в повседневной жизни в среднем имели мои друзья по сравнению, скажем, со мной. Естественно, каждый из нас вел и ведет борьбу за существование, но, мне кажется, на разных уровнях. Та борьба, какую ведем мы в нашей многострадальной стране, наиболее грубая, примитивная, а вследствие этого — наиболее закаляющая и дающая лучшую подготовку к любым испытаниям. Близкий к моему уровень жизненной закалки был, пожалуй, разве лишь у профессора Чин Дахо из Китая. Профессор, не умея практически стоять на лыжах, прошел весь маршрут и каждый день находил в себе силы еще и отбирать образцы проб снега, в то время как Этьенн, путешественник с мировым именем, отказался от выполнения своей медицинской программы по причине отсутствия, по его словам, всяческой энергии для этого. Даже Джеф, несгибаемый Джеф, и тот попросил замены его на месте впередиидущего,

22