Вокруг света 1991-06, страница 38

дишь вон то невзрачное здание? Это — таможня.

Но ни здания, ни верных стражей священных шведских рубежей я не заметил — слишком быстро ехали.

Учитель высадил меня на шоссе, ведущем на юг Швеции. Так вот ты какая, Швеция! Ничего не изменилось в ландшафте. Те же прекрасные дороги, разве что в надписях появились новые буквы, которых нет в финском алфавите. И еще одна деталь —очень мало машин на шоссе. Это я заметил, проголосовав полчаса.

Рядом двое «хайкеров»¹ из Австрии. Ребята экипированы солидно — теплые куртки, палатка, в руках таблички с названием пунктов их маршрута, — просто классический автостоп...

Кстати, маловато мы знаем о нем. Для Запада ведь автостоп не только средство передвижения — это часть культуры, можно сказать, образ жизни.

Когда-то, после войны, веселые битники — поэты, музыканты и бродяги с калифорнийского побережья — дали мощный импульс для развития этого симпатичного движения. Сперва это был вынужденный способ «тусоваться» по стране, когда не особенно звенит в кармане. А потом пришло философское осмысление путешествия без расписания — тут помогли идеологи битничества поэт Ален Гинзберг и писатель Джек Керуак, чей роман «На дороге» стал библией автостопщиков.

Не остались в стороне и музыканты: вспомнить только Джимми Морриссо-на с его «Путником под дождем» и знаменитый битловский хит «Однодневный путешественник». Одним словом, к середине шестидесятых образ человека на дороге надежно вошел в массовое сознание американцев. А тут и студенческая революция 68-го подоспела в Европе, и сотни тысяч молодых людей вдруг возненавидели пристойно-сытую жизнь своих отцов. Им захотелось изменить все — прическу, одежду, манеру разговора и поведения, и, конечно, способ передвижения. Вот тогда по дорогам Европы начали кочевать целые табуны обросших молодых бродяг в донельзя вытертых джинсах. Появился особый этикет и снаряжение «автостопа» — таблички с названиями городов, чтобы водитель на ходу решал, по пути ему или нет, особые рюкзачки, из которых можно сделать скамеечку, и много других вещей.

Стали появляться и какие-то организационные моменты. Так, например, до сих пор во многих странах действуют ассоциации вольных автостопщиков, члены которых обязаны предоставлять ночлег своим странствующим собратьям и, разумеется, пользоваться ответным гостеприимством во время поездок.

Однако нынче движение выдыхается: слишком обеспеченной стала жизнь, все меньше становится моло

¹ От английского «hitch-hiker» — «автостоп-щик».

дых людей без собственных «колес». Вот почему все мои водители в Скандинавии смотрели на меня с какой-то завистливой грустью как на посланца общества, едва начавшего движение в сторону*этапа, ими уже пройденного. Богатой Европе все труднее ломать рамки повседневности и очертя голову кидаться в приключения. А для нас же только наступают времена, когда авантюра (в лучшем смысле слова) становится образом жизни.

Когда-то один из сенаторов в США, прочитав книгу Керуака, признался, что даже не подозревал о существовании той Америки, которую описал идейный лидер битничества. Хорошо, что наше общество тоже становится все более сложным и неоднозначным. Стремительно разбиваются его структуры на группы и подгруппки людей. Глядишь, и у нас автостоп займет свое достойное место в жизни молодежи, тем более что растущие цены на транспорт вполне объективно ускоряют этот процесс...

...Вскоре австрийцы уехали, а меня подобрал молодой владелец новенькой «вольво» и промчал 140 километров в мгновение ока. Расстались под городом Лулео в очень странном месте. Возле шведской военной базы. Об этом известил огромный плакат на шести языках, включая русский — «Запретная зона», об этом свидетельствовали и ежеминутно пролетавшие истребители необычной формы, и проезжавшие мимо грузовики с надписью «Взрывчатка». Хорошенькое местечко для «стопа»! Вот будет потеха, если кто заинтересуется, что здесь делает русский с рюкзаком, фотоаппаратом и консервами — только парашюта не хватает! К счастью, из этого беспокойного места меня вывез почтенный дядечка, местный пастор. Услышав, откуда я, он очень обрадовался:

— Как же, знаю! Россия... Очень красивые иконы и церкви. Я бывал у вас в Загорске с делегацией наших священников.

Проехали мы вместе совсем немного — он повернул на Лулео, а я остался на развилке.

Вот тут-то я и присох! Проторчал битых два часа — никакого результата. Благо погода приличная, да в лесу полно ягод — время от времени отхожу полакомиться. Стал замечать, что среди автомобилей существует жесткий табель о рангах: молодежь едет на дешевых двудверных «вольво» и «маз-дах», респектабельные бизнесмены в роскошных БМВ и «фордах», и почти все старики (особенно старухи) на красных малолитражных «фордах», которые я позднее окрестил «старухо-мобилями». Попадаются и «блудные дети» Волжского автозавода. В них сидит, как правило, совсем деклассированная публика. Один из водителей рассказал мне такую потеху: чтобы удвоить цену «Лады», достаточно поставить в нее радиоприемник. Анекдот, разумеется, но близкий к истине. Вдобавок наши машины пользуются дурной славой как наносящие самый большой вред окружающей среде,

поэтому, даже несмотря на исключительную дешевизну, покупают их в Скандинавии неохотно.

Еще заметил я, что по марке машины можно определить, остановится она или даже не стоит руку поднимать. Ко второй категории относятся все «старухомобили».

Решил потихоньку идти по шоссе — какое-никакое, а все же движение. В автостопе есть одна аксиома: «Плохой человек не останавливается», следовательно, и слава Богу, что все эти типы проносятся мимо. Моя машина, видимо, еще заправляется.

Неожиданный сюрприз: остановился польский микроавтобус. В салоне компания небритых поляков расположилась на ящиках из-под консервов. Видать, на заработках были. Услышав, что я из России, с удовольствием перешли на русский, от которого я начал было отвыкать.

— А мы тут вчера тоже одного советского подвозили, — сообщил водитель.

Вот здорово! Совсем тесно становится нашему брату в Европе.

Бывшие братья по бывшему соцлагерю шли на последних литрах бензина, поэтому мы расстались у ближайшего портового городка, откуда они надеялись морем перебраться на родину.

Снова пустынная дорога, правда, ненадолго. Роскошнейший «форд» последнего поколения сначала промчал мимо, потом затормозил и дал задний ход. За рулем преуспевающего вида швед не старше сорока:

— Я подумал, что глупо ехать одному, когда можно ехать вдвоем, — сообщил он вместо приветствия.

Разговорились. Оказался владельцем крупной деревообрабатывающей фирмы.

— Русский? Да ну?! Первого русского в жизни вижу. Ну как перестройка? Что ты думаешь о Кувейте? Отчего ваши ребята угоняют к нам самолеты? — засыпал он вопросами.

Пришлось отвечать. Беседа вышла очень содержательной.

— Слушай, а монеты русские у тебя есть? — спросил водитель.—Дочь собирает монеты разных стран.

Я порылся в карманах и нашел две монетки по 10 и 15 копеек. Водитель обрадовался и протянул мне пятикро-новую монету взамен: «Держи, пригодится». Неплохая конвертируемость — 25 копеек за 1 доллар!

Довез он меня до своего родного города Шеллефтео, где я наконец поменял финские марки на шведские кроны.

От Шеллефтео ехал на разбитом «фиате» с каким-то странным типом, у которого работал отопитель в салоне, явно не по сезону. Он утомил расспросами на тему, почему у меня нет машины или, на худой конец, мотоцикла. Я понял, что для ответа на этот вопрос мне придется пересказать всю историю нашей державы за последние 70 лет, поэтому перевел разговор на другую тему.

Потом был весьма приятный дядеч