Вокруг света 1991-12, страница 47

Яхта идет вдоль диабазового берега-стены. Сползающие в расщелины ледники напоминают о быстротечности сибирского лета. Не зря у нас говорят: «Июнь — еще не лето, июль — уже не лето». Далеко за полночь, а еще совсем светло. Места безлюдные, и только иногда у берегов бледно светятся огни одиноких костров.

На Усть-Илимском водохранилище мы попали в шторм. Небо затянули сплошные серые тучи. Ливень словно вбивал алмазные гвозди в черно-свинцовые волны. К берегу пристать было невозможно из-за целого леса торчащих ^ из воды топляков...

Вспомнилась Вихоревка, когда-то чистая и прозрачная речка неподалеку w от Братска. Еще два десятилетия назад

ловили в ней и хариуса, и ленка. А теперь она превращена в сточную канаву сбросов Братского лесопромышленного комплекса и в то же время числится рекой рыбохозяйственного значения. Но когда на месте ее впадения в Ангару произвели контрольный отлов рыбы, есть эту рыбу, даже после копчения, было невозможно. Подплывая к Вихорев-ке, мы еще издали заметили болотно-желтую широкую полосу, обрамленную хлопьями. На плесах дохлая рыба...

Да и по выходе из Усть-Илимска очень скоро мы увидели бьющий из воды мутный желтовато-белый фонтан — то были выбросы Усть-Илимского лесопромышленного комплекса, поступающие из трубы, выведенной в Ангару. Зловещая полоса тянулась на много километров вниз по течению.

Постепенно река размыла эти страшные мазки выбросов, и снова засияло в ней летнее небо.

К устью таежной речки Каты подошли на закате следующего дня. Бросили якорь и увидели идущую к берегу немолодую женщину с коромыслом и ведрами.

А утром, когда остров, омываемый Ангарой и Катой, огласился пением птиц, когда восходящее солнце приласкало цветущие деревья, огненные жарки, голубые полянки незабудок, еще более жуткими, чем в закатное время, показались нам торчащие из зарослей цветов и трав заржавленный плуг, остов комбайна, черные головешки обгоревших бревен — останки старинной деревни Каты.'

Мы помогали Анне Васильевне Боб-розниковой перебирать сеть, а она, смахивая слезы, вела грустный свой рассказ.

— Беда пришла к нам года три-четыре назад. Выселяйтесь, говорят. Море здесь будет. А мы же колхозники. Нам > весельства городского не надо. Здесь я и

родилась, и тринадцати детям жизнь дала. В живых, правда, осталось четыре сына и четыре дочки. Самой 64 года. Не ^ только орден «Мать-героиня» имею, а и

медаль «За трудовую доблесть».

Тяжело было в годы войны. Нас на фронт готовили. Когда обучались, грудь о землю ознобила, болела. А все равно от темна до темна на работе. Рыбозавод у нас крзтлосуточно действовал, и рыбу сами ловили. И таймень был, и осетр, и стерлядь, и елец. Да и сейчас есть.

Сейчас чего молодым не рожать. А в те годы на третий день уже председатель в окно стучит: «Засиделась ты, Анна, давай в поле...» И иду, а дите под деревом спит или под стогом. Платили за трудодни мало. И после войны красный флажок на оглоблю приколотят за хорошую работу — вся благодарность. А все равно благодать была! Деревня была богатая. На угорье до тридцатых годов церковь стояла, с реки ее далеко было видно. У нас был дом, летняя кухня, баня, три амбара, погреб, скотину держали, урожаи хорошие собирали и в колхозе, и у себя. Земля здесь черная и как пух.

Никто не хотел уходить. И тогда, когда мы были в поле, бульдозером у нас по полустенку выломали. Зашли коровы в дома. Что делать? Пришлось выселяться. Ревмя ревели. А чтобы вернуться никто не мог, облили наши дома соляркой и подожгли. Кого куда переселили. Нас с дедом в Усть-Илим. И верите: не можем мы в этой клетке каменной. Пошла я в исполком к самому председателю. Молю: разрешите нам с дедом зимовьюшку построить. Хотим на родину. А он отвечает: все хотят. Я вам разрешу, все начнут возвращаться. Конечно, плачу, захотят, ну, кто домой не захочет. Вот потому председатель и твердит: не могу разрешить. Так ведь то ли будет, то ли нет Богучанская ГЭС? А что ж земли зря пропадают? Осумас-шедшу я, если работать не буду...

Председатель, видно, понимает и сочувствует, а разрешить не может. Чо делать? Посоветовались мы с дедом. Решили, в городе не жить — помрем в каменной клетке. Взяла я зятя, сына Александра. И вот рубят они нам времянку.

С Анной Васильевной прошли мы с берега к сосновому бору, возле которого два добрых молодца споро ставили избу. Вечером еще стены едва были выше земли, а сейчас уже вырисовывались проемы окон. Рубили избу без единого гвоздя, конопатили мхом, как водится в Сибири. Вырастала она на том самом месте, где стоял родительский дом. Уже кое-где на вскопанном огороде зеленели всходы картофеля.

— А вот и черемушка моя, как уцелела ты? А какая резьба на домах была,— вздыхала Анна Васильевна, — каждый ведь один перед другим старался. Да и дети в труде и красоте воспитывались. На работу уходили — замков не вешали...

С тяжелым чувством покидали мы деревню, головни которой были точь-в-точь такими, как в кадрах военных фильмов.

К Игренькиной шивере шли словно по зеркалу, а где начиналась шивера (так по-сибирски называют перекат), вихрилась, пенилась вода. Перед нами будто с горы съехал сухогруз, и его развернуло боком. Течение подхватило и нашу яхту, и в считанные минуты мы оказались внизу. Ангара успокоилась. А впереди нас ждал семикилометровый Апллнский порог с перепадом воды более полутора метров...

Но вот и он пройден. Остановились там, где в Ангару впадает речка Кова. Здесь находится лагерь археологов.

Уже более десятка лет ведут они раскопки под руководством Николая Дроздова, одного из ведущих археологов Красноярского края.

Стоянка эта была открыта в 1937 году академиком А.П.Окладниковым. Дроздов приезжал сюда будучи еще студентом Иркутского университета. А теперь его ученики, выпускники Красноярского истфака, руководят лагерем «Юный археолог», где работают мальчишки из Норильска. Уже не один год этот лагерь соседствует с лагерем профессиональных археологов.

Археологические находки, сделанные на этой стоянке, рассказывают, как жили наши далекие предки в эпохи каменного, бронзового, железного веков. Кроме орудий труда, найдены и первые произведения искусства, вызвавшие сенсацию: скульптурное изображение мамонта, грузило в виде рыбы и другие. В 1990 году после проведенного в Новосибирске симпозиума здесь побывали ученые-археологи многих стран мира: эта многослойная стоянка имеет международное значение.

Богучанское водохранилище затопит не только этот не до конца исследованный археологический памятник, но еще более семидесяти открытых учеными очагов древней культуры. А сколько еще не открытых?! При желании можно было бы проложить по Ангаре и Енисею интереснейший маршрут в глубь веков. Наскальные рисунки «Оленьего утеса», открытые в 1888 году Д.А.Кле-менцем на правом берегу Ангары близ села Рыбное; петроглифы в районе Мурского порога; поселения древних у села Чадобец; уникальное захоронение шаманки — в зоне, прилегающей к плотине Богучанской ГЭС. А вблизи поселка геофизиков, недалеко от Кодинска, лежит камень-валун, на котором «любители» природы открывают бутылки, у подножья его жгут костры, а на нем — древним человеком изображены личины (более двадцати), три из которых хорошо просматриваются.

Отдел культуры Красноярского края предполагает перенести его в музей под открытым небом, который думают создать на острове Чольбихин. А пока памятники гибнут...

В Иркутской области уже сегодня действуют три гидроэлектростанции, поэтому строительство Богучанской ГЭС, с водохранилищем, которое будет примыкать к городу Усть-Илим-ску, окончательно уничтожит реку Ангару как уникальный природный комплекс, являющийся национальным достоянием, как историческое место обитания наших предков. Жители Приангарья требуют заполнить водохранилище хотя бы на пониженных отметках, чтобы сохранить, на худой конец, сто километров Ангары, свободно текущей от Усть-Илимска. А может быть, взвесив все «за» и «против», следует вообще отказаться от строительства Богучанской ГЭС — ведь мощности уже созданных на Ангаре ГЭС не используются полностью.

Разрушать легче, чем восстанавливать.

45