Вокруг света 1992-11, страница 7

преданно, получая чаще побои, чем ласку, всего лишь за скудное пропитание — собаке бросали сушеную рыбину. Лютый мороз и метели были родной стихией для этих тружеников. Эскимос, застигнутый непогодой, полагался на чутье псов, и они приводили его в селение. Нельзя было двигаться — человек ложился среди собак, и это спасало его от гибели. Рану эскимосы давали вылизывать собакам — это ее обеззараживало.

Белые люди в этих краях для зимнего транспорта могли использовать только собак. Обычно в упряжке было пять-семь рослых кряжистых псов ме-ламутов, опять же за рыбину в день тянувших нарты с поклажей золотоискателей, охотников, почтальонов, военных, священников, лесорубов, строителей. (Любопытно: индейцы глубинной Аляски использовать собак стали с появлением на этом транспорте русских торговцев.) На рыхлом снегу погонщик становился на лыжи-«лапки» и уминал путь упряжке. По речной накатанной трассе можно было становиться на нарты и хлопать бичом — при легком грузе собаки пробегали за день более ста километров.

Читая Джека Лондона, все время видишь перед собой собак. «Езда на севере — тяжкий убийственный труд». «Пока собака может идти, ее не пристреливают, у нее остается последний шанс на жизнь: дотащиться до стоянки, а там, может быть, люди убьют лося». Часто этого шанса не было, собаку убивали и бросали на съедение другим. На другой день все повторялось. Хорошая ездовая собака в те годы, однако, стоила дорого — тысячу долларов (двадцатилетний Джек Лондон в Сан-Франциско зарабатывал один доллар в день).

Собак на Аляске сначала потеснили аэропланы. Почту и срочные грузы стали возить на них. Но сделали собак совершенно ненужными «снежные мотоциклы», скорость возросла в пять-семь раз. Полтонны груза снегоход берет на прицепе. Никаких особых хлопот — дернул за шнур, садись и поехал. И не просит еды, когда не в работе. Собаке же, хочешь не хочешь, килограмм пищи надо давать. Десять собак — десять килограммов ежедневно.

Угрозу исчезновения собак предотвратили спортивные гонки и чувство долга у человека перед этим животным. Гонки стали проводиться давно, еще во времена золотоискателей, когда они развлечения ради на пари мчались в упряжках по Юкону. Сегодня много малых и больших состязаний. Среди них выделяются два: гонка Айдитород и гонка из Фэрбенкса в канадский город Уайт Хоре (Белая Лошадь). Но если гонка в Канаду — всего лишь спорт, то бег на собаках в Ном из Анкориджа — всеобщий праздник, о котором даже газеты «нижних» штатов пишут под большими заголовками «Великая гонка».

Для состязания сначала использовали две породы собак. Статных и резвых с бирюзовыми глазами сибирских

лаек и более сильных, но медлительных меламутов. Для спортивного марафона Анкоридж — Ном выведена смесь ме ламута с лайкой — собака и сильная и быстрая одновременно. В селекции ведется беспощадный отбор по признаку — рвется бегать или не рвется. Выращивают лишь тех щенят, что прошли специальные строгие испытания.

На Аляске собаки раньше нередко «венчались» с волком. Считалось: это улучшает породу. Сейчас так не считают — «волчья кровь» делает пса строптивым и своевольным. В лес собака не убегает, но гонщик она неважный. Сьюзен Батчер для тщательного отбора держит двести собак, из них формирует упряжку для состязаний. То же самое делают все гонщики, ставшие фактически профессионалами.

Решающую роль играет вожак-коренник. От его ума, чутья, послушности, преданности хозяину и авторитета у всех остальных псов в упряжке зависит половина успеха в гонке. Он является как бы посредником между собратьями и человеком. Его ошибка или непослушание лишают гонщика всяких шансов. О своем поражении в 1989 году Сьюзен Батчер сказала кратко: «Подвел коренник».

Коренники-лидеры в истории гонок известны так же, как и машеры-чем-пионы. За коренника по кличке Медведь давали семь тысяч долларов. Но и рядовая собака, показавшая себя в гонке, стоит примерно тысячу. Бывшие в деле собаки ценятся по тому, что чутье их и память хранят все подробности трасс. Опытный машер две трети упряжки составляет из собак, уже «нюхавших» трассу. Они — глаза и компас упряжки. Если собаки почему-то внезапно остановились, погонщик не будет их понуждать, не проверив, в чем дело — опасность собаки чувствуют лучше, чем человек.

Первенство в гонке — победа не только человека, но и собак. И все пересекающие победный финиш первую фразу говорят об упряжке: «Собаки... Герои —они». Или, наоборот, жалуются на собак: «Подкузьмили...»

Упряжка должна быть послушна, должна хорошо понимать команды: «Марш!», «Стой!», «Хо!» — влево, «Джи!» — вправо. Собаки не должны отвлекаться, иначе аляскинский заяц или какая-нибудь дворняга в течке смогут заставить упряжку забыть обо всем на свете. Чтобы исключить это, собак тренируют непрерывно в течение всего года (летом собаки возят тележку).

Джо Редингтон и Сьюзен Батчер четверку собак воспитали не боящимися высоты и в 1979 году на упряжке достигли вершины Денали, самой высокой горы Аляски, доступной лишь альпинистам. За это Сьюзен была приглашена в Белый дом к президенту как очень почетный гость.

Гонка для собак — изнурительный труд. Их не подводят сердце и мускулы. Слабое место — лапы. Каждый гонщик на всех маршрутах расходует до тысячи мягких собачьих чулок-

сапожек. И все-таки лапы у псов в крови.

На трассе за собаками следит не только машер. Их проверяют ветеринары: берут на пробу мочу, дают лекарства, если какой-нибудь пес зане-дюжил. На вопрос «Ну как гонка?» один из машеров пошутил: «Она была бы совсем хороша, если бы о погон-щинках заботились так же, как о собаках».

По правилам состязаний в упряжке может быть максимум двадцать, минимум — пять собак. Оптимально — около двадцати. Менять собак на дистанции нельзя, «прийти должен с кем вышел». Уставшему или заболевшему псу можно дать отдохнуть — прокатиться на нартах либо удалить из упряжки, оставив ветеринарам...

«Великая гонка спасла на Аляске уважение к собаке», — говорит Джо Редингтон. Это верно. Во многих местах видишь сейчас ездовых собак (их много особенно в Номе), правда, часто изнывающих от безделья. Собачий лагерь на 15 — 20 персон — это деревянные будки и столбики возле них. На столбики безбоязненно, не вызывая никакого интереса собак, садятся во-роны-иждивенцы. Аккуратно собаки получают отменный корм (его реклама — на одежде гонщиков!), но мало им этого, они хотят бега, гонки, пусть не Великой. Когда подходишь, собаки, чтобы развлечься хоть чем-нибудь, подымают отчаянный гвалт, он достигает неистовства, когда псы видят: из сарая хозяин вытащил нарты — можно будет побегать. И надо видеть, с каким старанием, с какой радостью мчатся они по аляскинской целине, увлекая нарты со стоящим на них повелителем. Они соревнуются, рвутся изо всех сил, чтобы ему угодить. Такова их природа, предназначение в жизни.

Побывав в эпицентре собачьих страстей, мы с Джоном Бинклей слетали в Фэрбенкс, провели там несколько дней, продолжая следить за всеми перипетиями гонки — газеты, радио, телевидение в любое время суток сообщали последние новости с трассы. А 13 марта наш самолетик направился в сторону Нома, где лидеры гонки завтра должны схлестнуться в борьбе за победу.

Был солнечный, очень морозный день. Все на лежавшей внизу Аляске отбрасывало длинные мартовские тени. По теням на отливавшем лазурью побережье Берингова моря мы обнаружили две упряжки, державшие курс к деревне Головин. Рядом с нами крутились еще два самолета и вертолет, из которого велась киносъемка. Шла охота за лидерами. Ими были, как и следовало ожидать, традиционные соперники — Сьюзен Батчер и Рик Свенсон.

В Головине мы закутали потеплее моторы у самолета и, закрыв носы варежками, побежали к центру деревни, где гонщиков уже ждали. В забытой богом деревне не было никаких при-