Вокруг света 1994-03, страница 44

вопричина всего сущего, Единое, из которого рождается мир, чтобы в конце концов возвратиться туда же и затем появиться вновь, но уже обновленным.

Любопытно и то как пишутся китайские цифры. Взять, к примеру, единицу. Если римская единица словно рассекает пространство, дает начало порядковому ряду чисел - линейному мышлению, когда одно вытекает из другого, то китайская единица, напротив, горизонтальна (-),

двух видов - сплошные и прерывистые; сплошные символизирует мужское, активное начало, прерывистые -женское, пассивное.

Цифры - неотъемлемая часть китайской космологии. Человек - посредник между Небом и Землей. Возникает союз трех сил мироздания. Кроме того, китайцы различали три силы Неба - Солнце, Луна, звезды. Три силы Земли - это вода, огонь, ветер. И наконец, пять мировых стихий: огонь, земля, металл, вода, дерево. Они ассоциируются со множеством явлений в природе и жизни человека.

Послушаем легендарного древнекитайского мыслителя Лао-цзы: «Дао рождает Одно. Одно рождает Два. Два рождает Три, а Три рождает все существа». В нескольких знаках он передал всеобщий закон, которому следует Поднебесная. При этом не уточнил, что значит одно, два, три (совсем как у Тютчева: «мысль изреченная есть ложь»). Дао - это изначальная верховная всеобщность, пер

Чжан Имоу не мыслит себя без этой желтой земли Северного Китая. Скудная растительность. Отвесные скалы. Пещеры, вырытые людьми. Эта земля, кажется, ничего не обещает и не предвещает. Но он тянется к ней, словно к источнику. Здесь, в бассейне Хуанхэ -Желтой реки, -колыбель

китайской цивилизации.

как вода, которая разливается. Вертикальная единица располагает к разделению, горизонтальная - к соединению, компромиссу. Эта разница в написании - отражение разницы в моделях развития, европейской и китайской.

...Однажды я провел несколько счастливых часов на склоне холма в окрестностях Нанкина в обществе любителей пернатых. Всюду были птицы. Одни клетки были подвешены на металлических крюках к ветвям, другие стояли на земле. Когда птица уставала петь, хозяева заботливо укрывали клетку чехлом. Говорили о разном, но больше о размерах клеток, болезнях птиц и способах их лечения. Неспешная беседа в стороне от городской суеты располагала к откровенности. Один старик с седой чахлой бородкой - словно сошедший с гравюры китайского художника - как-то особенно тепло рассказывал о своих домочадцах. И у меня невольно вырвалось: «Семья-то большая?» Старик ответил: «Семь-восемь человек». И

только на мою настоятельную просьбу сообщить точную цифру с виноватой улыбкой, как-то нехотя, молвил: «Восемь». Мне казалось, что он должен быть точным - и вдруг? Только позже я понял свою ошибку. Старик был польщен вниманием незнакомца. Но и смущен. Скромность не позво-

* л, ь

42