Вокруг света 1994-11, страница 29

Вокруг света 1994-11, страница 29

Н.НЕПОМНЯЩИЙ,

наш спвц.корр.

ПРИСТАНЬ, К ВЫГРУЖЕНИЮ СЛУЖАЩАЯ...

П тот день я меньше всего ду-Ж# мал об Александре Вели-ШШ ком, чье имя вот уже третье JLr тысячелетие носит красавец город на побережье Средиземного моря. Увы, по следам отважного завоевателя древней Ойкумены пойдет кто-то иной, и могилу Александра будет искать другой, и в катакомбы первых христиан я не полезу, и не суждено мне поразмыслить на месте о возможном местонахождении великолепной библиотеки Птолемеев, сожженной Цезарем. А Бальмонт в Александрии? Чем не тема для долгих и грустных прогулок по городу, соединившему в себе Европу, Азию и Африку — преддверие в Египет... «Орда арабов, они голосят, мечутся, действуют, хватают мои вещи, несут на руках меня самого, говорят на всех языках... И по-русски...»

Ничего не изменилось!

Но мне уготована совсем иная роль. Я — «челнок» на час. То есть на день, а точнее, на три дня. Я во власти малого бизнеса. Но тем не менее я оставляю за собой право все же прикасаться к древностям — хотя бы придерживаясь удивительной по своему провидческому дару книги «Древняя Александрия. Путешествие Киево-Екатерино-Греческого монастыря архимандрита Константина», писанной аж в 1803 году! Она поможет мне сохранить вечные ориентиры в сегодняшнем, сошедшем с ума мире, где все продается и покупается. Итак...

«В Александрии есть две гавани: старая и новая; по древнему названию: африканская и азиатская. Первая принадлежит туркам, а во второй участие имеют многие европейцы. Вход новой гавани защищается двумя крепостями худого строения. Обе они, собственно, малого стоят внимания, но знаменито в истории место превосходными зданиями, кое они занимают».

...Рыбный ресторан на набережной, возле той самой «новой» гавани. Сюда привозят слегка очумевших после трехчасового броска из Каира туристов, вкусивших египетских древностей на берегах Нила и теперь жаждущих иных удовольствий — чисто материальных.

После жарких дней в Каире прохладный север приятно удивляет, а еще через час — настораживает: не придется ли расстаться с мечтой позагорать и погрузить свое бледное тело в бирюзовые воды в самом начале апреля? Портовый город, привыкший ко всему, деловито шумит за окнами автобуса, наводя на мысли о нашей полной никчемности здесь, где все размерено и расписано. Но нет, на самом деле мы здесь нужны, и наша роль вписана в невероятное хитросплетение связей, контрактов, сделок... Оглядываюсь.

«Приближаясь к гавани, сколь приятное впечатление получаешь от по

всюду зримого разнообразия и смешанности древних с новыми памятниками/ Видишь препространный ряд высоких башен, соединенных между собой развалившимися стенами, дальше довольно высокий обелиск, обремененный развалинами ближних падших зданий...

Новая Александрия разнится своими мечетями, а в самой отдаленности на вершине положения города возвышается Помпеев столб — памятник древний в свете...»

Толпа понемногу втягивается в двери ресторана, и без нас битком набитого странного вида греками и итальянцами, больше похожими на героев Марио Пьюзо из его «Крестного отца» и «Сицилийца», нежели на уставших после рабочего дня портовых рабочих и рыбаков, пришедших с семьями скоротать время за порцией креветок с рисом.

Но, как видно, все учтено. Непостижимым образом три десятка человек рассаживаются за столиками второго этажа; мафиози нисколько не ущемлены и, кажется, получают удовольствие, беззастенчиво рассматривая наших кустодиевских омских девушек. Между тем распорядитель в сопровождении затрапезного вида мальчика обносит всех подносом, на котором в обрамлении кубиков льда выложены образцы гастрономической продукции, предлагаемой нашему вниманию за десять долларов (или тридцать египетских фунтов): огромный кусок морского окуня плюс две креветки плюс два кальмара (все очень крупное). Либо луфарь (очень ценная рыба, всего один вид в подсемействе!) и жареный кальмар, но без креветок.

Народ забеспокоился. Решили брать по максимуму.

Вскоре снизу, из кухни, донеслись звуки шкворчащего оливкового масла и запахи жарящихся даров моря. А еще через десять минут на огромных тарелках стали поступать куски, достойные пера Рабле, в оправе из всевозможных соусов. Наши девушки явно пожадничали — им оказалось не под силу съесть и половины заказанного. Но на все увещевания официантов завернуть с собой недоеденного луфаря и хрустящие розовые креветки размером с хорошую ставриду они отвечали гордым отказом. Ах, как жалели они об этом на следующий день, когда... Но об этом позже...

«Не почитая нужным повторять, что многими уже писано о начале приращения и упадке Александрии, сообщаю все, токмо мною виденное».

После такой гастрономической увертюры пора было переходить непосредственно к делу — время шло на часы. И вот тут завертелось, заработало то, ради чего едут сюда многие россияне. Не попусту время тратить

(«У нас на Иртыше еще не так отдохнуть можно!»), а работать!

Возле автобуса нас уже ждали.

Трое молодых людей почти кавказской национальности (здесь я, будучи как-никак африканистом, назвал бы их обтекаемо — представителями средиземноморской контактной расы, затруднившись более точно определить этническую принадлежность) стояли на тротуаре, с ног до головы увешанные женскими сумками, увитые, как Лаокооны, поясами и ремнями из змеиных шкур, беспрерывно при этом курившие и произносившие тирады на якобы русском языке, смысл которых вряд ли сами понимали. Ключевым словом было «кожа». Его они выговаривали совсем чисто, отработанно на десятках предыдущих групп. Кто-то сгоряча бросился торговаться и предлагать «Мальборо» на обмен. Надо сказать, что эти сигареты идут здесь наравне с американской валютой. Суровый ковбой на фоне огромной бело-красной пачки с рекламного плаката настолько покорил сердца египтян, что они безропотно отдавали за блок женскую сумку.

Однако опытные туристы быстро охладили пыл новичков, предупредив их, что это только начало. Юноши быстро отстали, лишь один, особенно влюбчивый, сильно привязался к девушке по имени Людмила и очень хотел продать ей часы, а та вначале со смехом предлагала ему рубли, что того сначала обидело, а потом и рассердило. Шуток в таком важном деле, как «чендж», он не понимал. «Льюда, Лью да!» — безутешно взывал он, размахивая вязанкой «ролексов», изготовленных на подпольных фабриках в Сицилии. Но Люда безответно сидела в автобусе и лишь изредка бросала лихорадочные взгляды на двух других молодых египтян, стоявших на противоположной стороне улицы. Они только что подъехали на «пежо» нестарой марки, взятой напрокат в таксопарке (как мы узнали позднее). Безошибочным женским чутьем она уловила, что это — судьба.

Двое парней прекрасно знали, куда нас поселят, и потому могли не ехать за автобусом. Они подошли к отелю «Ландмарк» именно в тот момент, когда мы с Вячеславом, моим товарищем, надев свитера, вынырнули из автоматических стеклянных дверей, чтобы побродить по вечерней прохладной Александрии, поискать Серапеум, Греко-римский музей...

«Где и на каком месте, собственно, находился гроб Александра Великого, Серапеум, Музеум и прочее, нельзя утвердительно сказать, и тщетно затруднение сие старались решить многие путешественники до моего там времени. Особливо англичане, отважные и неутомимые в достижении цели своей...»

27