Вокруг света 1995-06, страница 18

с кий язык — не досадный анахронизм, каким его считали, да и считают, что греха таить, не только французы, но и некоторые бретонцы.

По стопам знаменитого Макото двадцать лет спустя пошла Фумико. Она заинтересовалась бретонским еще в Японии. Сейчас работает в бригаде тележурналистов снимающих передачи на бретонском языке. С иностранными студентами связано немало казусов. Несколько лет назад, например, в Ренн приехала Ффран Мэй, девушка из Уэльса. Она выучила бретонский у себя и собиралась совершенствовать свои знания во Втором Реннском, а заодно и преподавать там валлийский. При этом она совершенно не знала французского В кельтском отделении все прошло хорошо, а вот в первом же магазине выяснилось, что в городе Ренне с бретонским далеко не уйдешь. Ффран пришлось переходить на английский (которым, кстати, большинство французов если и владеет, то из рук вон плохо) и с грехом пополам объяснять, что ей нужно. Бедной Ффран пришлось срочно учить французский без всяких преподавателей и учебников (на дополнительные занятия у нее просто не было времени).

Познакомилась я с ней через год после ее приезда. Надо сказать, что сама я приехала в Ренн с хорошим французским (это мой первый иностранный язык) и с кое-какими познаниями в английском. По-бретонски же, как я уже сказала, первое время я могла только читать и писать. С валлийским я была уже немножко знакома, а потому решила взять его в качестве второго кельтского языка, который предусматривался программой. Ффран оказалась не только хорошим преподавателем, но и радушным, общительным человеком... Правда, мое общение с ней первое время было несколько затруднено. Французским Ффран владела тогда еще очень плохо и со студентами говорила либо по-английски, либо по-бретонски. Мне кое-как удалось ей объяснить по-французски, что бретонский на слух воспринимаю плохо, и мы попробовали перейти на английский. Я по самонадеянности считала, что, если уж я способна худо-бедно понимать английские радиопередачи, то с собеседницей разберусь — в крайнем случае, попрошу что-нибудь повторить. Не тут-то было! Английский язык Ффран настолько отличался от того английского, который мне доводилось слышать по радио, что нам... снова пришлось перейти на бретонский.

К чести Ффран, надо сказать, что уже к концу года она бегло говорила по-фран

цузски и почти не делала ошибок, хотя ее британский акцент еще сильно чувствовался и во французском, и в бретонском...

НЕ СПОСОБЕН К АНГЛИЙСКОМУ — УЧИ БРЕТОНСКИЙ!

Учеба в Ренне оказалась чрезвычайно интересной во многом потому, что кельтское отделение, студенткой которого я стала, совсем не похоже на другие отделения университета. Только здесь преподаватели знают по имени каждого студента, только здесь преподавателей можно называть на «ты»¹ и говорить с ними о личных проблемах. Все те, кто учит и преподает бретонский язык, считают себя одной большой семьей, у которой одна цель — выжить и сохранить то, что делает бретонцев бретонцами. Да и сам факт того, что этот язык учат и преподают в университете, до сих пор воспринимается как скандал в благородном семействе.

К бретонцам во Франции относятся так же как у нас, например, к жителям Чукотки: про них сочиняют столь же остроумные анекдоты, а уж глупая бретонка Бе-кассина, героиня французских фильмов и комиксов, надолго и всерьез закрепила за бретонцами репутацию людей, скажем так, не в меру наивных. К изучающим бретонский язык относятся обычно с вежливым сочувствием, если не с состраданием. Я долго не могла понять, почему, и решила провести эксперимент.

Вот уж чего я не могла себе позволить так это назвать преподавателя просто по имени, хоть это и принято среди бретонцев. Так и хотелось обратиться по имени и отчеству. Что я иногда и делаю в письмах, где без обращения не обойтись, — например, Франсуа Антуанович.

Прим. авт.

Часто в столовой или кафетерии студенты заводят разговоры на всякие невинные темы, вроде степени свежести обеда и тому подобного. От бифштексов и сосисок разговор переходит к философским материям и заканчивается обычно знакомством — кто на каком факультете учится и что собирается делать после университета. Каждый раз, когда я говорила, что учу бретонский, новые знакомые смущенно замолкали. Наиболее проницательные тут же сообщали: «А я сразу заметила, что ты говоришь с акцентом. Ты, случаем, не из Бигуденской области?» Наименее тактичные начинали выяснять — не провалилась ли я где на экзаменах. По их убеждению, умный человек, у которого все в порядке, бретонский учить не пойдет. Некоторые, узнав в конце разговора, что я русская, с облегчением вздыхали: «Что же сразу не сказала, что ты иностранка? Так бы и говорила — лингвистический интерес... Это мы понимаем!»

Когда я спрашивала, почему занятия бретонским неизменно ассоциируются с провалом на экзаменах, собеседники обычно краснели и смущались, как будто я интересовалась чем-то весьма неприличным. Наконец кто-то, кто сам когда-то учил бретонский, рассказал мне, что изучение бретонского в школе введено не так давно, и преподаватели просто горят энтузиазмом. «Чего, казалось бы плохого? — удивлялась я. — Наоборот, похвально!» Все дело в том, что, прилагая гораздо больше усилий, чем их коллеги, преподающие, скажем, английский, учителя бретонского добивались того, что даже самые твердолобые лентяи неплохо усваивали язык. Ни один из них не проваливался на экзаменах по языку. В результате директор лицея или колледжа советовал родителям какого-нибудь оболтуса: «Ваш сын рискует не получить степень бакалавра. Его успехи в английском оставляют желать лучшего, и если вы не хотите, чтобы он остался на второй год, срочно примите меры. Я бы посоветовал вам перевести его из английской группы в бретонскую — уж этот-то язык не сдать невозможно!»

Так бретонский стал языком для лентяев. Кстати, не только в лицеях и колледжах. На кельтское отделение университета наряду с энтузиастами, любящими свой язык и культуру, тоже частенько приходят те, кто не рискует попробовать себя в чем-то серьезном. Те, кто просто не очень уверен в себе, вскоре освобождаются от своих сомнений и становятся полно

16

Июнь 1995