Вокруг света 1996-10, страница 68

Вокруг света 1996-10, страница 68

«Англичане наехали на наш корабль, людей наших высадили на лед недалеко от берегов, а корабль и на нем мое имение, на что была вся моя надежда, повели в Новый Йорк».

У другого бы опустились руки. Не таков Теодор. «Думая сыскать помощь в Бостоне, исполнен русским неунывающим духом, к удивлению всех знакомых, пустился я в пеший путь с сумою на плечах...»

Исполнен русским неунывающим духом и французской — не забывайте, он магистр искусств и философии! — ученостью, повторяя всю дорогу свое любимое латинское выражение, свое заклинание — «Materia et motus permittentibus» — «Все с позволения материи и движения» — он пешком пересекает Америку. Все с позволения материи и движения! Только вперед, пока материя и движение тебя не прикончат! За спиной пустая сума, на ногах дырявые сапоги, впереди — целый мир. Как ты богат, бедняк Лами!

«Я дошел в 23 дни до Бостона, где пробыл только двое суток, и, не застав того мартиниканца, от коего я надеялся получить помощь, возвратился я в 19 дней в Филадельфию, претерпев величайшую нужду, был два дни слеп от преломления солнечных лучей на снегом покрытые поля, и в опасности как от англичан, так и от самих американцев, которые меня почли шпионом на заставах, и шел я не по большой фурманной дороге, но по линии, разделяющей их от неприятеля и сквозь Вашингтонову армию...»

Солдаты Вашингтоновой армии пригрели Теодора у костра, накормили, одели в добрые сапоги, снятые с убитого. Он задремал, глядючи на пламя, взмывающее к черному небу с крупными сверкающими звездами. И явился во сне отец, и спросил сына:

— Как ты, Фединька? Доволен ли?

Просто ответил Теодор:

— Я потерял корабль и товары. Видел огонь войны на суше и на море. Вознагражден за невзгоды тем, что выучился аглипкому языку. И как следует, государь мой батюшка, познакомился с огромной страной.

Когда-нибудь и невзгоды кончаются. В начале 1780 года, после боя под Саванной, пришел в Виргинию 74-пушечный корабль французского флота «Фандан». Офицеры корабля проявили сочувствие к злоключениям Теодора и взяли его с собой на судно, возвращающееся на Мартинику.

«Через две недели мы прибыли в Форт Руаяль на Мартинике», — заканчивает свой «Дневник» Теодор Лами.

Но как прибыли! Теперь обо всем этом он пишет легко и просто, — что для вольного флибустьера еще одно сражение.

«Проскользнув с наветренной стороны под носом английской эскадры из семи кораблей, а с подветренной стороны попав под огонь французского форта, где нас не узнали. Из всей команды осталось лишь по 45 матросов на вахту, раненых или умирающих было более 200, за борт мы выбросили более 50 мертвецов...»

f Ф либустьерские ссрова

На Мартинике Теодор нашел кое-какие вещи, оставленные при отъезде — изъеденные червями «Басни» Лафонтена, книгу Иоанна Масона «О познании самого себя» и несколько золотых монет.

И еще — его уже несколько лет ждали письма.

«Я считала часы, дни, месяцы, и думаю, буду считать годы, если вы не положите конца моему счету, а ведь вы знаете, что я не очень способная счетчица», — писала Шарлотта.

Ах, Шарлотта, Шарлотушка... Что же тебе ответить?

«Благодарю Вас, друг мой, за те чувства, которые Вы мне выказываете, но они проявились только тогда, когда я живу на расстоянии 1800 лье от Вас. Не забудьте, что мне уже 36 лет, а не 18. Конечно, жить подле Вас, друг мой, большое счастье, но... Но человек ведь животное, которое не может жить одним воздухом; без хлеба и вина любовь хладеет и мерзнет, как говорит латинская пословица. Я потерял три года, два корабля и все, что имел. Я столько раз

встречался лицом к лицу со смертью, и столько безотрадного видится мне впереди, что жизнь становится в тягость...»

После нескончаемых странствий, скитаний по незнакомой, таящей опасность земле, — внезапно приходит усталость, смертельная тоска застигает врасплох, и тогда сам себе кажешься этим островом, затерянным среди бездонного неба и бесконечного океана. Золотые монеты давно кончились, в пустой хижине лишь прочитанные десятки раз книги. Все начинать с нуля? Да-да, засучить рукава и за дело. С позволения материи и движения...

«Тут не имея денег и не зная, чего зачать, химия и латинский язык рекомендовали меня помощником главному королевскому аптекарю при гошпитале...»

Королевский аптекарь был стар, а новый помощник со свежим сабельным шрамом на щеке и зоркими серыми глазами был ловок и опытен. Дела пошли. Теодор даже подумывал скопить деньжат и послать Шарлотте на дорогу до Мартиники.

«Но в ночи 10-го октября море, взволнованное внутренними поддонными ветрами, поднялось горою, вышло из своих пределов и, повалившись на город, 155 дворов с аптекой и с моей надеждой смыло долой».

Значит, море, это вечное движение материи, не позволяет? К черту море! И Теодор отправился в глубь острова на табачные плантации. А в табаке он знал толк.

«Но табак произвел такое действие в моей голове, груди и желудке, что я в пять месяцев походил более на мертвеца, восставшего из гроба, нежели на человека живого.»

А дальше? Дальше все, как у свифтовского Люмюэля Гулливера: «Клялся я, что никогда не увижу море, однако худая моя участь все инако расположила».

Так и Теодор Лами: «Итак фабрику я бросил и начал по морю ездить прикащиком на провиантском судне купца Дальтона. В 20-е число февраля сел я с товаром на американский корабль, едуший в Виргинию».

Но не какой-то там «прикащик» Теодор Лами, скопивший малую толику на купеческом судне и снова взявшийся попытать счастья на американском берегу, а важный человек, российский доктор и капитан Иван Бах всходит на борт корабля. И путешествует он «по Указу Императорского Московского университета для примечаний, касающихся до Географии, Физики и Натуральной истории, и пробираться от матерой Америки надлежит ему до Канади-анской земли, дабы возвратиться в свое отечество».

Сей паспорт, написанный на трех языках, должен был «давать всякую помощь и зашишенье», а также свободно везде и всюду пропускать доктора и капитана Ивана Баха. Выдал же паспорт Ивану Баху и подписал его не кто иной, как сам Федор Каржавин, Королевский Переводчик и Агент при Адмиралтействе Мартиникан-ском.

Какое странное созвучие судеб, созвучие имен! Уходит в море славный лекарь Иаков Бат в книге Свифта, и уходит в море российский доктор Иван Бах! Осужденные на жизнь «злосчастную и беспокойную», они, как зачарованные, идут ей навстречу. И ничто, ничто не сулит им счастья и покоя.

«На пятый день плавания под Порто-Риком англицкий 22-пу-шечный капер «Амазон» пересек нам дорогу. На полоненном корабле весь багаж Каржавина разграблен, а остались одни книги и лекарства, по моему счастию. На ту пору стоял в гавани Гишпанский парламентный корабль, на котором имелось много больных. Корабельщику понадобились мои лекарства и моя рука, ланцет и пластыри, и он взял меня с собою в должности лекаря».

И снова сражения и кровь, ланцет и пластыри, искусные руки и острые, все примечающие глаза, иные острова, иные города. И годы, годы... Да надо ли подробно описывать новое странствие Теодора, теперь Ивана Баха? Фрегаты, пираты, сражения, Нью-Йорк, Орлеан, Сан-Доминго, Куба, Гаити, пленные, раненые, мертвые, мертвые, волны, волны, волны, морская и небесная синева.

Флибустьерское море, Флибустьерские острова...

77 ВОКРУГ СВЕТА