Вокруг света 1996-11, страница 16

Одетый в камень берег Невы, где стояли мексиканский барк «Cvavtemoc» и катер «Пасифик-Атлантик», навсегда останется для нас Набережной Пилигримов.

набережных, мостов, широкой, и оттого плоской, Невы не спасут вертикали золотого шпиля Петропавловского собора и Адмиралтейской иглы, а выявят, усилят, подчеркнут эту застывшую линейность лишь мачты высоких кораблей, вечное движение приходящих и уходящих парусников. А серому граниту набережных, однотонным фасадам дворцов так необходимы эти черные, шитые золотом, без единой складки сидящие мундиры на стройных морских офицерах, ведущих под руку, чуть придерживая сверкающий кортик, своих дам в цветастых кружевных платьях и широкополых шляпах.

Пробираясь среди людей, заполнивших набережную, которые тянулись к парусным кораблям как к магниту вечного странствия, я заметил, как важно шествует среди них плотный, крупный, с фигурой боксера-тяжеловеса и невозмутимым лицом Будды эдакий богдыхан в сопровождении своих оруженосцев. Оруженосцы были молодые веселые ребята, которые бегали туда-сюда со своими видеокамерами, а богдыхан только изредка делал указующий жест и двигался дальше точно по курсу, и люди расступались перед ним, как волны от форштевня тяжелого корабля. Это был ведущий телевизионной программы «Пилигрим», мой давнишний приятель Стае Покровский. Самое удивительное, что при всей кажущейся неторопливости, Стае очень торопился.

— Здорово, старик, — хлопнул он меня по плечу, — пошли быстрее, солнце уходит, есть свободное место в катере, снимем корабли с воды. Такого больше не будет.

И мы пошли, и оказались не где-нибудь, а у того самого гранитного причальчика, где на волнах покачивался знакомый «Паси-фик-Атлантик».

Светлобородый и чернобородый с индейской косичкой сидели на гранитных ступеньках, грустные от бесконечного ожидания.

— Хо-о! — выдохнул чернобородый Коля. — Наконец-то. Пилигрим явился

— Ага, — сказал Стае-Пилигрим, — поехали скорее, солнце уходит. Знакомься, — обернулся ко мне, — отличные мужики, я их уговорил в Питер на катере пойти. Володя Бурлаков и Коля Лысенко.

— Да мы уже знакомы, — сказал светлобородый Володя.

У кораблей, как вы понимаете, мы оказались в считанные секунды. Но потом кудрявый, черноволосый и веселый оператор Вася все время умолял Колю не гнать, потому что зрители «Пилигрима» должны хоть что-то рассмотреть на экране.

— Ага, — сказал Стае. — Это было бы хорошо. — И, облокотясь на борт катерка, неподвижной улыбкой Будды ласкал проносящиеся мимо парусные корабли.

Солнце уже садилось, потемнели корпуса кораблей, а мачты в синем небе ослепи

тельно горели, и мы плыли словно в каком-то странном лесу. И были в том лесу изящные остроклювые птицы — «Falcon» — «Сокол», «Eagle» — «Орел» и беленький бермудский шлюп «Grif», совсем не похожий на мрачного стервятника грифа.

И покачивались на невской волне «Roald Amundsen», «Alexander Von Humboldt», «Marco Polo», «Grosshezzogin Elisabeth», «Regina Germania», — имена ушедших великих путешественников, странников, королей и королев, отданные кораблям, вдохнули и в них нечто человеческое. Впрочем, слово «корабль», как и слово «человек», слишком общее, и мало еще о чем говорит. Другое дело — фрегат, барк, бриг или корвет. Сразу ясно, что это корабли-мужчины — строгие, воинственные, стремительные. Но ведь немало и кораблей-женщин — шхуна, бригантина, баркентина, каравелла. В самом звучании этих слов как бы скрыт характер столь несхожих дам.

Шхуна, например, звучит как-то грубо. Ну что такое ш-ху-на? Для меня — это толстая тетка, торгующая на базаре рыбой. Другое дело — бригантина и баркентина. Красавицы-сестры, стройные, черноокие, тоненькие, талии перетянуты узким пояском, а ноги всегда в ожидании стремительного и пылкого аргентинского танго. А каравелла — это что-то забытое, загадочное, величественное, с кружевами и буклями, вроде таинственной пушкинской графини из «Пиковой Дамы».

Но все корабли, и мужчины, и женщины, любят себя украшать. Украшать огнями и разноцветными флагами. И на груди, под бушпритом, носить, как талисман, резную фигуру.

У мексиканского барка «Cvavtemoc» — индеец в головном уборе из перьев, у бар-кентины «Shabab Oman» из Омана — какой-то странник араб в чалме, и мало того, все паруса украшены красными кривыми кинжалами, у ирландской шхуны — зря я ее назвал базарной теткой, — она красавица с корзиной цветов! — так вот: ее резная фигура — Марко Поло, держащий в руках земной шар. А у американского барка «Eagle» — корабля береговой охраны — грозный золотой стремительный орел...

Так мы кружили, и кружили, и шли вдоль петербургских набережных, полных очарованием странствий.

Был вечер, мы встали у того же гранитного причальчика на Английской набережной. Стае вроде бы никуда и не уходил, но у него оказался в руках гигантский пакет с сыром, золотистой копченой салакой и замечательным питерским пивом «Балтика». Ужинали при луне, которая, как фонарь, висела на грот-мачте мексиканского барка.

Е ОКРУГ СВЕТА

19