спецвыпуск №1 - Сабатини 'Капризы Клио', страница 65

спецвыпуск №1 - Сабатини

портрет. В продолжение получасового сеанса она мирно беседовала с ним, страх близящейся смерти не лишил ее присутствия духа.

Дверь отворилась, и появился палач Сансон, проводивший публичные казни. Он внес красное рубище — одеяние осужденных за убийство. Шарлотта не выказала ни малейшего испуга, лишь легкое удивление тому, что проведенное с Оэром время пролетело так быстро. Она попросила несколько минут, чтобы написать записку, и быстро набросала несколько слов, когда ей это позволили; затем объявила, что готова, и сняла чепец, дабы Сансон мог остричь ее пышные волосы. Однако сначала сама взяла ножницы, отрезала прядь и отдала Оэру на память. Когда Сансон собрался вязать ей руки, она сказала, что хотела бы надеть перчатки, потому что запястья у нее покрыты ссадинами и кровоподтеками от веревки, которой их скрутили в доме Марата. Палач заметил, что в этом нет необходимости, поскольку он свяжет ее, не причиняя боли, но пусть она делает, как пожелает.

— У тех, разумеется, не было вашего опыта,— ответила Шарлотта и без дальнейших возражений протянула ему ладони. — Хотя меня обряжают для смерти и делают это грубые руки,— промолвила она,— они все-таки приближают меня к бессмертию.

Шарлотта взошла на повозку, поджидавшую в тюремном дворе, и осталась в ней стоять, не обращая внимания на предложенный Сансоном стул, дабы продемонстрировать народу свое бесстрашие и храбро встретить людскую ярость. Улицы были так запружены народом, что телега еле плелась; из гущи толпы раздавались кровожадные возгласы и оскорбления в адрес обреченной. Два часа потребовалось, чтобы достичь площади Республики. Тем временем над Парижем разразилась сильнейшая летняя гроза, и по узким улочкам устремились потоки воды. Шарлотта промокла с головы до пят, красный хитон облепил ее, словно сросшись с кожей, и подчеркнул лепную красоту тела девушки. Багряное одеяние бросало теплый отсвет на лицо Шарлотты, усиливая впечатление ее глубокого спокойствия.

Вот тогда-то, на улице Сент-Оноре, куда мы наконец добрались, и вспыхнула трагическая любовь.

Здесь, в беснующейся толпе зевак, стоял высокий, стройный, красивый молодой человек по имени Адам Люкс. Он был депутатом Национального Конвента, доктором философии и одновременно медицины, впрочем, как врач, не практиковал по причине своей чрезмерной чувствительности, внушавшей ему отвращение к анатомическим исследованиям.

Человек экзальтированный, он рано и неудачно женился и жил теперь с женою врозь — частый удел тонких натур. Подобно всему Парижу, он следил за каждой деталью процесса и приговора суда и собирался взглянуть на женщину, к которой питал невольную симпатию.

Телега медленно приближалась, вокруг звучали выкрики и проклятия, и наконец он увидел Шарлотту—прекрасную, спокойную, полную жизни, с улыбкой на устах. Адам Люкс завороженно смотрел на девушку. Затем, невзирая на опасность, снял шляпу и молча отсалютовал, воздавая ей дань уважения. Она его не заметила, да он и не думал, что заметит.

Когда голова Шарлотты Корде пала, Адам Люкс стоял рядом с эшафотом. До самого конца неотрывно смотрел он на благородное, неизменно спокойное ее лицо, и гул, разросшийся после свиста падающего ножа, перекрыл его голос:

— Она более велика, чем Брут! — И он добавил, об

ращаясь к тем, кто в изумлении обернулся на него: — Было бы счастьем умереть вместе с нею!

Адам Люкс страдал оттого, что остался жив. Всеобщее внимание в тот миг было приковано к подручному палача, который, поднйв отрубленную голову Шарлотты, дал ей пощечину. Предание гласит, что мертвое лицо должно покраснеть. Ученые до сих пор муссируют этот вопрос, и некоторые видят в этом доказательство, что сознание покидает мозг не тотчас после обезглавливания.

Когда Париж той ночью уснул, кто-то тайно расклеил по стенам листовки, восхваляющие Шарлотту Корде как мученицу Республики и освободительницу страны и где она сравнивалась с величайшей героиней Франции Жанной д'Арк. То была работа Адама Люкса, и он не делал из этого секрета. Образ Шарлотты так подействовал на воображение впечатлительного мечтателя и воспламенил в его душе такой энтузиазм, что он не мог сдержать эмоций и неосторожно рассказывал всем подряд о неземной любви, которую в последние минуты жизни внушила ему Шарлотта.

Через два дня после казни Люкс создал длинный манифест; в нем он убеждал, что чистота побуждений вполне оправдывает поступок Шарлотты, превозносил ее наравне с Брутом и Катоном и страстно призывал воздать ей благоговейные почести. Здесь-то и было впервые употреблено слово «тираноубийство». Он открыто подписал документ своим именем, понимая, что за свое безрассудство заплатит жизнью.

24 июля, ровно через неделю после казни Шарлотты, его арестовали. Влиятельные друзья сумели получить для него гарантию прощения и освобождения при условии публичного отречения от написанного. Но он насмешливо и презрительно отверг это условие и твердо заявил, что последует за той, что зажгла в нем безнадежную, неземную любовь и сделала невыносимым его существование в этом мире.

Друзья продолжали бороться за него. Суд над Адамом Люксом удалось отложить. Они уговорили доктора Веткэна засвидетельствовать безумие Люкса, которого свел с ума взгляд Шарлотты Корде. По их просьбе он составил документ, рекомендующий ввиду болезни молодого врача проявить к нему милосердие и отправить в госпиталь либо в Америку. Адам Люкс разозлился, когда услыхал об этом, и яростно возражал против голословных утверждений доктора Веткэна. Он обратился в газету монтаньяров, и та опубликовала 26 сентября его декларацию, в которой он утверждал, что пока не сошел с ума настолько, чтобы у него все еще оставалось желание жить.

Люкс томился в тюрьме Ля Форс до 10 октября, когда был наконец вызван в суд. Он стоял перед судьями, радостно возбужденный предстоящим избавлением.

Его приговорили к смерти.

— Прости, прекрасная Шарлотта,— воскликнул он после оглашения приговора,— если я не сумею под конец быть так же смел и добр, как ты! Я горжусь твоим превосходством — ведь истина в том, что любимый выше любящего.

Однако мужество, несмотря на то, что он пребывал в экзальтации, не покинуло его. В пять часов пополудни того же дня Адам Люкс спрыгнул с телеги смертника в жидкую тень гильотины. Он повернулся к народу; глаза его сияли, и щеки пылали.

— Наконец-то я удостоился счастья умереть за Шарлотту,— сказал он и легкой поступью жениха на пути к брачному алтарю шагнул на эшафот.

Предыдущая страница
Следующая страница
Информация, связанная с этой страницей:
  1. Ножницы гильотина сделай сам

Близкие к этой страницы