Юный Натуралист 1956-06, страница 9

Чирк-то чирк, а сам бац лбом в землю.

Попала козлу струйка табачного дыма в нос, сразу очухался. Да как рванет!

Тут уж не Иван козла, тут козел Ивана поволок. Насилу-насилу Иван отцепился.

Вскочил на ноги и не знает, за что хвататься! На лбу шишка, штаны без ремня с ног валятся, ружье стволом в землю!.. Козел скачками в скалы уходив, на рогах у него ремни ленточками вьются: на правом поясной, на левом брючный.

— Яка скаженна скотинка! — сплюнул всердцах незадачливый охотник. — Хуже той старухи: нияк покурить не дае!

Поднял Иван с земли ружье, пошел подбирать кисет, спички и бумагу, держась одной рукой за шишку на лбу, а другой подтягивая штаны.

Страсть как хотелось курить Ивану!

|шел безыменной тропой. Солнце выжгло предгорья. А давно ли была тут зелёйь и ярким лиловым цветом цвел колючий бурьян.

Сейчас над выжженной землей нависла раскаленная белая мгла.

Все обманчиво в этой белесой мгле. Кустик травы вдруг шевельнется, да и обернется лисичкой, поджарой и быстрой. Колючий бурьян выше пояса, а тронешь — и бурьян бесшумно рассыплется в прах. То видишь озеро, по озеру торопятся беспокойные волны.

Но воды тут нет. Все сгорело: трава, бурьян, даже цепкие и живучие кусты держидерева. Вокруг камень, пыль. И миражи.

Вон за каменистым гребешком целые заросли высоких белых цветов! Цветы такие свежие и яркие, что кажется — пахнут.

Прикрыв ладонью глаза от нестерпимого блеска солнца, я молча смотрю на чудесный мираж. Сейчас колыхнется жаркая мгла, и видение растает.

Но нет — цветы не пропадают! На дальнем краю цветочной поляны вдруг звякнул колокольчик. Ему ответил другой. Вот опять.

Звяканье все ближе. А впереди этого ползущего к нам глухого непонятного звона, один за другим выпархивают хохлатые жа

2*

воронки. В панике, с испуганным посвистом, вырываются они из белых цветов. Вслед за жаворонками, заложив уши за спину, шарахнулись из цветов два ополоумевших от страха зайчонка и скрылись в степи.

Это уже не мираж!

И жаворонки и зайчата настоящие. Ишь, сколько их собралось сюда в цветы! Видно, в голой-то степи не по вкусу!

А звон все ближе. И совсем он не страшный: тихий, ласковый и какой-то глухой, костяной. И чего так зайчата и птицы шарахаются от него?

Звон совсем близко, у самого края цветов. Вот дрогнули цветы — и звон оборвался. Из зарослей медленно вытянулось толстое тело серой змеи.

Гюрза! Страшная закавказская гадюка.

Гюрза потянулась вверх, подняла голову выше цветов и стала смотреть в ту сторону, куда улетели жаворонки и ускакали зайчата.

Я шевельнулся. Змея медленно повернула голову в мою сторону, облизала сухие чешуйчатые губы раздвоенным языком и, повернувшись, уползла обратно в бурьян. И опять я услышал теперь удаляющийся звон: будто цветы были костяные, а их сталкивала друг с другом быстрая струйка ветра. Как зачарованный слушал я этот непонятный звон. Мираж и действительность — все перепуталось.

Опомнился я только тогда, когда звон стих — там, на дальнем конце лощины. Только после этого спустился я к необыкновенным цветам.

Цветы и вправду оказались необыкновенными. Высокие стебли засохшей травы были облеплены ракушками. Тысячи улиток с белыми раковинами вползли на них, приклеились и повисли белыми гирляндами. От жары они впали в летнюю спячку.

Тронешь такой цветок, ракушки ударятся друг о друга и звякнут. Ползла гюрза, задевала сухие стебли, и над ней звякали костяные колокольчики. Звенели нестрашно, глухо, но зайчата и птицы знали: страшный приближается враг.

Все стало ясно.