Юный Натуралист 1970-01, страница 50

53

КАРЛУША

риехав в Ялту, я поселился в ком-I нате с балконом на третьем этаже дома, окруженного старинным парком с соснами, кедрами, кипари-I сами и с таким мощным раскидистым дубом, который, наверное, помнил проходившие на виду отсюда парусные корабли во время первой обороны Севастополя. Пониже нашего дома, сквозь зелень деревьев можно было разглядеть школу. Сейчас, в каникулы, она пустовала, а я помнил, как во время переменок там галдели ребята.

Гора спускалась столь круто, что вершины даже самых крупных кипарисов находились на уровне нашего третьего этажа.

На следующее утро после моего приезда я вышел на балкон, чтобы всласть подышать смолистым воздухом, и заметил на вершине соседнего кипариса крупного черного ворона. Он сидел, покачиваясь на пружинистой ажурной ветке, и очень смешно склонял голову набок, точно хотел попристальнее, повернее увидеть что-то. Я понадеялся на вороний ум, положил булку и кусок сыра, оставшегося с дороги: может, это привлечет? И верно, ворон громко прокаркал несколько раз; дескать, заметил. Я отошел в глубь комнаты, и ворон сразу спланировал на балкон, склюнул сыр, подумал, прихватил булку и улетел куда-то вниз. Минут через пять он снова появился, но уже вдвоем с воронихой. Супружеская пара села неподалеку друг от друга на вершинах двух высоких кипарисов. Я выложил еще какие-то остатки и снова отступил в глубину комнаты.

Так я стал кормить ворона и ворониху каждое утро. Они быстро узнали, когда у нас завтрак, ибо я появлялся на балконе с пирожками и булками только после воз-вращения из столовой. Первым всегда брал еду ворон. Когда ворониха однажды поторопилась и, сдетев на балкон вслед за главой семьи, раньше схватила еду, ворон стремительно подскочил к ней и с сердитым криком клюнул, так что она вынуждена была признать свою оплошность и улетела. В тот день она больше не появлялась вблизи моего дома.

Соседка Вика сказала мне, что она давно подкармливает ворона, зовет его Витей и птица на этот зов охотно откликается. Ну что ж, решил я: Витя так Витя, — и стал так же звать ворона. Когда он раскачивался на вершине кипариса и я его звал, он по привычке склонял голову, то ли приглядываясь, то ли прислушиваясь, а потом летел ко мне, уже не дожидаясь, пока я отойду. По наивности я даже думал, что начал приручать его. Почему по наивности? Об этом я скажу чуть позже.

Целый месяц ежедневно я встречался с вороном, а иногда и с воронихой. Однажды услышал я в саду резкие, неприятные крики сойки. Эту большую красивую птицу ненавидят повсюду — ив лесах и в садах. Она главная хищница среди пернатых: ворует яйца и птенцов из гнезд, не считает за грех обидеть птичью мелкоту. Когда появляется сойка — вмиг пустеют ветки деревьев, воробьи, синицы, зеленушки прячутся кто куда. А она так и зыркает — где бы чем поживиться. И все время кричит — пронзительно, резко, неприятно.

Выглянув с балкона, я увидел, что появилась даже не одна сойка, а сразу пара. Маленькие птицы исчезли, притаились, замолкли, а сойки нахально прыгали по веткам большого дуба.

И вдруг сверху на них спикировал ворон. Куда девалось нахальство соек! Они торопливо перелетели на кипарис. Ворон ринулся туда же, норовя клюнуть одну из соек. Красивым хищницам пришлось улепетывать и из кипарисовой чащи.

Но вот настало первое сентября. Этот день я запомнил прежде всего потому, что внизу, от школы, с утра доносился гул взволнованных разговоров: веселые крики, смех, начались занятия, и переменки проходили очень бурно. Я отметил этот день еще и потому, что не прилетели на кормление ни ворон, ни ворониха. Напрасно я разложил пироги, даже сходил вниз, в магазин, за сыром, нарезал и рассыпал его на верхнем бревнышке перил — черные птицы не появлялись, — единственный случай за месяц.