Юный Натуралист 1971-02, страница 48

47

— Помочь тебе, па? — спросил у него Егорка.

Снизу от ручья потянул ветерок, костер затрещал, на отца понесло дымком, и он только покачал головой, прищуриваясь, потом оставил вощину, достал из кармана куртки папиросы, поднял от костра головешку и прикурил.

— Не забыть — пока вспомнил. Ты мне вот что скажи... Касатки уже улетели из города?..

— А я в городе не был...

— Из поселка из вашего — все едино...

Егорка пожал плечами:

— Не знаю.

— Эх ты! — насмешливо укорил отец. — Чай, не городской цветок, таежный житель — все примечать должен. У нас-то пока — смотри...

Егорка посмотрел, куда показал отец, и там, на сарае, увидел сидящих рядышком на коньке ласточек. Здесь, внизу, уже легли холодные вечерние тени, а на конек все еще падали последние лучи уходящего за островерхие пихты раскаленного солнца, и маленькие крутые грудки у птах ярко белели, и темно-синим отсвечивали тугие крылышки, но сидели они как будто при-жухнув, как будто зябли.

Егорка вспомнил: в конце лета у ласточек появился второй выводок. Отец тогда еще удивлялся, говорил, что это, наверное, к хорошей осени — к погожей и долгой.

— Это молодые?

— Ага, — подтвердил отец, — меньшенькие. Вот мне что и узнать: или только у нас они, или и в городе есть?

— Я теперь присмотрюсь, — пообещал Егорка.

Отец попросил, как равного:

— Присмотрись. Будет им с кем улететь-то или уже и не с кем? А то я их ночью выловлю, да в избу — не пропадать же! Вон какие красавицы...

— Красивые, — согласился Егорка.

Отец покачал головой —• будто сам заранее удивлялся тому, о чем сказать хочет.

— А в городе ровно глаз нету: до того народ нелюбопытный да неприметливый. Вот и Виктор Михалыч-то ваш приезжал на машине. Спрашиваю у него: есть, нету ли? «Не-е, — говорит, — не видал». Да как же? Ты же охотник!

На пороге мама показалась, за ней бабушка вывела трехлетнего братишку Егорки, и тот сразу у порога уже что-то нашел на

земле, сразу нагнулся, а мама, проходя мимо, одернула ему на спине пальтишко, потом бабушка следом за ней тоже дернула, и обе они подошли к костру, стали рядом с отцом да с Егоркой.

Егорка все поглядывал то на отца, то на маму с бабушкой, угадать пытался: наябедничал на него Конон или нет?

Наверное, все-таки нет, вон как хорошо да мирно все с ним, с Егоркой, разговаривают.

Отец снова покачал головой, удивляясь:

— Тоже вот охотник-то, Виктор Михалыч. Шкуру, говорит, в музей, а салом мишкиным лечиться стану. А подумать: какое в том сале будет; леченье, если медведь лесу-то, почитай, и не видел, если он всю жизнь — на обыкновенных столовских харчах? Вот ты, Егорша, таежный житель, ты и скажи: будет польза от такого сала или не будет?

Егорка плечами пожал.

— Наверно, не будет.

— Не наверно, — поправил отец, — а точно.

Тут надо, пожалуй, объяснить, почему это медвежье сало ценится пуще другого лекарства.

Чем, скажите, медведь питается?

А питается он кедровой шишкой да ягодой, корешками питается да травами, не всякими тебе — а на выбор, а выбирает все то, что и нам идет на снадобье — будь здоров. Вот так оно и выходит: то, что мы с вами в аптеке берем, то медведь без всякого тебе рецепта в тайге собирает, и то, что нам на хрупких медицинских весах по миллиграммам отвешивают, медведь большущей своей лапой с куста гребет — ив рот, и в рот!

Вот почему он такой здоровый да крепкий, вот почему он в тайге хозяин. Вот от

^"Ui^nf