Юный Натуралист 1971-02, страница 46

45

ревни или не пробьют к нему тропу охотники из города Да из поселка.

А пока Егорка ездит домой каждую субботу. После обеда доберется на электричке до тоннеля в тайге, там попросйт-ся на машину, которая идет на угольный карьер за рабочими, а на повороте в Медвежий лог спрыгнет, пойдет пешком...

На разлом легче подняться, если попет-лять между взлобками, да только у Егорки своя дорога. Ударится прямиком по старой просеке и выйдет наверх около высоченного маяка, который давно еще поставили здесь геологи.

Снимет Егорка совсем отощавший за неделю свой рюкзачишко — это он потом будет полный, когда мама всего насует туда в обратную дорогу, — бросит его внизу, а сам по деревянным перекладинам полезет на маяк, заберется на самую верхнюю его площадку.

Внизу тишина и теплынь, пахнет еще не успевшим подопреть гретым листом да привядшими травами, а на площадке сразу потянет острым холодком, под куртку тебе тут же колючий ветер-верховик заберется.

В какую сторону ни погляди с маяка — всюду лес, всюду тайга.

Ели да пихты стали к осени будто еще зеленей да гуще, топорщатся внизу непроглядным сплошняком, а между ними то порыжелые островки берез, то уже подгоревшие колки осинника; сразу за разломом, поближе к Узунцам, — там больше желтизны да багрянца на длинных изволоках, а между ними пестрят зубчатые ку-решки пихтача да курчавые купы рослых кедров. Красива ярко крапленная осенью просторная тайга: то светлая до жара под солнцем, то прохладная и темная под синими тенями облаков. Еле заметная дымка уже собирается ближе к вечеру между увалами, сгущается над ними на горизонте в плотную синь, но там, дальше, над синыо этой ярким серебром горят снежные вершины гольцов.

Красива осенью раздольная тайга, и сколько бродит в ней всякого зверья, сколько живет всякой птицы!

Там, за Узунцами, в низинке мочаги сплошь истоптаны лосями, которые стадами приходят к роднику пить солоноватую и как будто чуточку притухлую воду. Среди развала лосиных следов то здесь, то там увидишь и копыто поменьше, и совсем крошечное копытце — это от гольцов, приводя за собой росомах, идут сюда и маралы, и дикие козы...

Если пойдешь на мочаги, то, прежде чем дойти до них, по пихтачам около ка-линничков молодых рябчиков распугаешь — не один выводок. С отавы поднимешь матерого глухаря, который тяжело ударит

крыльями, обламывая сухую траву, и зало-тошит над опушкой, уходя низом. Кругом по тайге белки и бурундуки растаскивают сейчас по дуплам да по норам уже упавшую шишку, медведь нагуливает перед спячкой последний жирок.

И каждому зверю да каждой птахе живется здесь, может быть, не всегда легко, да зато вольно, и каждый в тайге за себя ответчик, и каждый себе хозяин, а всем хозяин — медведь.

А всего за три каких-нибудь десятка километров отсюда, на стройке, в интернате, этот «хозяин» — Миха сидит в железной клетке, и глаза у него такие грустные, что приглядишься хорошенько — и самому плакать хочется, и на морде у него — за-еды от помоев, и обидеть его может всякий, кто только захочет.

Никогда раньше Егорка об этом не задумывался, а теперь вот думает всякий раз, как только попадет в осеннюю тайгу... Или это красота вокруг наводит его на такие мысли? Потому что от красоты этой сам становишься заметно добрей, и тебе невольно жаль всякого, кто не может ее увидеть.

Эх, а как хорошо привезти бы Мишана в клетке к этому вот старому маяку, а тут бы выпустить да позвать за собой наверх — лазит-то Мишан, наверное, будь здоров!.. А сверху показать бы ему всю тайгу вокруг: смотри-ка, мол, Мишан, лучше... Где тебе больше нравится? Где нравится — туда и ступай!..

И спустился бы Мишан, в последний раз покивал бы Егорке, в последний раз подставил бы ему лохматую свою большую башку, чтобы тот почесал ему за ухом, а потом и пошел бы на все четыре стороны...

И шел бы он себе, шел, где хотел — сорвал с куста сладкой черемухи, где захотел — водички бы попил родниковой, где захотел — повалялся бы на сухой травке под последним осенним солнышком...

И пусть бы тут ему встретились хоть шофер Конон, хоть тот черный старик из краеведческого музея...

Егорка очень хорошо представлял себе, как где-нибудь на небольшой полянке носом к носу сталкиваются вдруг Мишан У этот старик, и старик перекладывает тросточку из правой руки в левую, приподнимает шляпу и тоненьким голосом говорит:

— Надеюсь, вы знаете, что вы нам — н-ну просто необходимы для экспозиции э-э в диораме?.. Правда, вид у вас пока, прямо скажем, неважный, шкура вон э-э местами совсем голая, но это ничего, мы подождем, пока вы перелиняете — так что пока еще э-э погуляйте!..

Этот старик примерно так и говорил Пет-