Юный Натуралист 1972-06, страница 1715 жат сейчас в армии, другие уехали на сибирские стройки, третьи уже закончили вузы. Но впервые открыл каждому из них окно в большой мир все-таки Борис Григорьевич Лесюк. Я с интересом слушал, как учитель рассказывал зачарованным ребятам, впервые увидевшим заповедные места, про глубокие подземные пещеры, что ведут на многие километры от Галичьей горы. Где-то там, в подземных лабиринтах, будто бы скрыты несметные сокровища, спрятанные татарским ханом после поражения у Ельца. Лет сорок назад в одной из пещер нашли железный русский шлем. А высокие холмы над Доном? Какие тайны они хранят? Не братские ли это могилы? Может быть, в каком-то кургане и легендарный разинский клад зарыт? Ведь на Галичьей горе находился, по преданию, штаб Фрола Разина... И еще рассказывал Лесюк ребятам о журавлях. Красивых птиц этих все меньше становится в Придонье. Журавль — птица видная, в народе к нему относятся с уважением, любят слушать, как весело умеет он трубить. И гнездятся здесь журавли только на Галичьей горе да еще на Вор-гольских скалах, к северу от Ельца. На птиц этих строго-настрого запрещена охота. Однажды, говорил Лесюк, браконьер сгубил самку. Помыкался осиротевший журавль, недоумевая, как же могло такое приключиться, покружил дня три с жалобным криком над журкой, а потом взмахнул крыльями и бросился с размаху на острые скалы. Не мог жить без подруги. Сразу будто опустел и поскучнел утес... Было ли так, не было ли, но я вспомнил про журавлей с Галичьей горы еще однажды — уже в Воронеже, и вот при каких обстоятельствах. Попрощавшись с Лесюком и ребятами, я опустился к перевозу возле села Донского, чтобы поспеть к катеру. У Донского, собственно, начинается сейчас судоходство на Дону, если называть таковым рейсы крохотных катеров на пятнадцать-двадцать пассажиров. Ветер доносил в предвечерней тишине песню оттуда, с Плющанки, где остались ночевать лагерем следопыты из Ельца. Мелодия напоминала «Каховку», но слова были другими: Сигналом атаки, трубою призывной, Знакомая песня, лети. Елец и Верховье, Ефремов и Ливны — Этапы на грозном пути. В декабрьскую вьюгу, дорогой холодной Мы шли на большие дела. И рядом с бойцами в шинели походной Елецкая девушка шла... Пели ребята нестройно, но увлеченно. Тарахтевший у берега движок заглушал слова песни, но разобрать их все-таки было можно: Не дрогнула Анка в атаке ни разу Под ливнем огня и свинца. И мужество девушки той черноглазой В бою согревало сердца... Как узнал я позже в Воронежском музее, то была песня о партизанке Ане Гай-теровой — дочери елецкого кузнеца. В сорок первом погибла она семнадцатилетней у Русского брода, близ Галичьей горы, и посмертно была награждена самым почетным боевым орденом -— Красного Знамени. Наверное, и о ней рассказывал ребятам Лесюк, научил их песне про Анку. Но что заставило меня вспомнить рассказ о журавлиной верности, так это письма Ани Гайтеровой. Была в них такая строчка: «Не затмить фашисту неба над Доном, не заглушить песни журавлиной...» С той поры, когда слышу что-нибудь о журавлях, вспоминаю я Галичью гору и песню про девушку-ельчанку, которая отдала свою жизнь ради того, чтоб не померкла земная краса. В. МОЛОЖАВЕНКО |