Юный Натуралист 1972-07, страница 5

3

лишь все, что сотворила благодатная природа!

Вздрагиваю от неожиданности. Выскочивший из-под ног песец неистово тявкает на меня. С. облезлым, еще не вылинявшим хвостом, он, хрипло подвывая и ку-дахтая, плелся за мной минут двадцать, пока я не покинул пределы его владений.

Извиваясь, тропа то поднималась на сопки, то опускалась в низины, теряясь в буйной зелени травы.

И так до щита, на котором крупно выведено: «Внимание! Граница лежбища». Вот оно, чудо из чудес. На берегу, в воде, на скалах — повсюду, куда хватает глаз,— лежащие, бегущие, плывущие морские котики. Черненькие малыши и светлогрудые самки, темно-коричневые, со вздыбленными загривками секачи и желто-серые мног гопудовые громадины — морские львы-сивучи. Десятки тысяч ластоногих плотным живым ковром выстлали и мягкие песчаные пляжи, и твердые, холодные скалы. Вокруг никогда не смолкающий гам. Вверху, на скалах, шумные птичьи базары. И как непрерывный аккомпанемент этой многоголосой симфонии — нескончаемый рокот морского прибоя.

Человеку, попавшему сюда впервые, трудно осознать увиденное, разобраться в этом хаосе кишащих животных. Невозможно остановить внимание на чем-то одном. Здесь все переплелось в вечном движении. И только постепенно начинаешь улавливать смысл этой бьющей ключом жизни. То здесь, то там бросаются в глаза могучие тела секачей, хозяйским глазом наблюдающих за своими владениями — гаремами. Вокруг секачей тесные ряды самок. А между гаремами вся территория занята малышами, образовавшими своеобразные детские площадки. В своем постоянном движении они напоминают гигантский муравейник. Одни идут выкупаться к морю, другие гуськом возвращаются назад. Эти забавно возятся друг с другом, те играют в одиночку. У одних, лениво распластавшихся, — «мертвый час», другие уже проголодались и жалобно кричат. Ковыляют они из конца в конец, пытаясь разыскать своих мамаш. А искать их вовсе не

нужно. Мамаши сами находят своих малышей. Чтобы накормить детенышей, им приходится усиленно питаться, отправляясь за сотни километров от лежбища. Только через пять-семь дней они возвращаются и сразу же — туда, где оставили своих детей. Быстро находят их и тут же начинают кормить жирным питательным молоком. Этой порции должно хватить надолго. Ведь матери нужно отдохнуть и вновь уйти кормиться. Но бывает и иначе. Вернулась мамаша на место, а маленького нет. Расшалившийся малыш блуждает где-го в другом месте. Призывно ревя, часами ковыляет самка по лежбищу, спотыкаясь о многочисленные гела. Ищет его повсюду: на берегу, в воде, на рифах. И среди тысяч ему подобных пытается найти его, поймать в этом гомоне голос своего отпрыска. Измучившись, наконец находит беглеца. Вот он неуклюже переступает на слабеньких ластах. Лоснится его гладкая черная шкурка. Большие голубые глаза подернуты сизой пеленой. При каждом шаге его шатает из стороны в сторону. Вот он завидел мать и, жалобно мекая, устремляется к ней.

И так дни за днями. Растут и крепнут малыши, нагуливают жир; ведь поздней осенью предстоит им далекий путь, в теплые моря. Дорогой длинною, тяжелой и опасной. А летом, повинуясь голосу инстинкта, они опять вернутся к берегам туманных Командор. Так проходит жизнь котикового лежбища.

Ею суету дополняют птичьи базары. На скалах тысячные стаи пернатых: чайки, кайры, чистики, бакланы, топорки. У каждого вида птиц — свое место. Одни плотной массой облепили выступы скал, другие — их расщелины, а третьи, топорки например, умудрились проникнуть в их глубину, уютно устроившись в норах.

Можно целыми днями любоваться этой жизнью и в привычных картинах ее каждый раз находить что-то новое, необычное, скрытое от глаз морскими далями туманных островов.

И вот снова я на борту теплохода.

Утро разбудило меня ослепительным лу-