Юный Натуралист 1972-08, страница 49

На него не обращают внимания, и ему становится даже обидно. И кличка теперь кажется ему тоже обидной — от фамилии Обозников. А может, потому, что всегда он держится позади всех — косолапый, маленького роста, с узкой головой на длинной вертлявой шее, с коричневыми глазами. То ли дело Вера Григорьева. Высокая, голенастая, она всегда говорит начальственным голосом, и все ребята поче-му-то слушаются ее. Может, потому, что она какая-то задиристая и готова без стеснения дать подзатыльник свеему сверстнику. А может, потому, что глаза у нее разные: один перламутрово-зеленова-тый, со скользящей, упрятанной на самом дне хитринкой, а другой голубоватый, с синим морским отливом. И настроение у нее часто меняется, и Обозник про себя прозвал ее Перелесянкой.

С другой стороны подремывали Гришка и Петька. Гришка, длинный, с острым птичьим носом на вытянутом лице, изредка подкидывал сучья в огонь и снова приникал щекой к ложу ружья. А Петька, толстяк-коротышка, иногда всхохатывал, открывал на мгновенье глаза и снова за крывал их, с чмоканьем шевеля толстыми влажными губами.

Внезапно всхрапнули лошади. Ребята очнулись от вязкой дремы и замерли. Тревожное ржанье распороло ночную тишь.

— Ребята, гляньте! — выдохнула Вера, осторожно вытянув руку вперед.

Ребята скосили глаза по направлению ее вытянутой руки и увидели неподалеку в кустах два зеленых мерцающих огонька.

А лошади уже не ржали, а как-то громко и судорожно гоготали выдыхающими голосами, будто захлебываясь, и доносился дробный стук их копыт о землю.

— Гришка, ружье! — прошипела Вера.

Но Гришка, видимо, оробел, застыв с

ружьем в руках, испуганно уставившись на хищные огоньки волчьих глаз. Петька закрыл лицо пухлыми белыми ладонями.

С поляны доносилось беспокойное, стонущее ржанье.

Обозник, дрожа всем телом, протянул руку к ружью, ощутил на ладони гладкое ложе, и пальцы его сразу обрели твердость. Он потянул ружье из Гришкиных рук, неловко приложил к вздрагивающему плечу приклад и нажал курок. Бабахнул выстрел, и огоньки мгновенно исчезли, лишь раздались в чаще хлестанье веток и хрусткий треск валежника.

Ребята повскакали со своих мест и бросились к табуну. В уже начинавшем сереть сумраке они увидели сгрудившихся б плотный круг, мордами друг к другу, лошадей. А посередине табунка жалобно и тонко ржал жидконогий зимовик, и голова его моталась из стороны в сторону.

Лошади продолжали пугливо всхрапывать, и уши их чутко вскидывались вверх, беспокойно ржали, когда где-то вдали раздавался рычащий тоскующий вой.

Обозник кинулся к Мальчику, обхватил его за шею и сразу почувствовал, как руки его стали липкими.

— Кровь!.. — тихо сказал он, обтирая о полу пиджака мокрую руку.

Он снова ухватил жеребенка за холку и повел к костру.

— Воды, — коротксг сказал Обозник.

И хотя он ни к кому не обращался, все тотчас бросились к котелку, и Вера поднесла его суровому Обознику. Странно, но сейчас почему-то все слушались его. Обозник отложил ружье в сторону, смочил тряпку в котелке и осторожно начал вытирать жеребенку раненую холку.

Обозник обтер ему шею, бросил влажную тряпку в кусты.

- Отцу ничего не говорите, а то попа*

Рис. В. Прокофьева