Юный Натуралист 1972-10, страница 51

Юный Натуралист 1972-10, страница 51

50

pa змеи, пучок особо душистого сена из стога, в котором мы однажды ночевали, а также пучок горькой степной хакасской полыни и даже прозрачная вода из реки Агул в залитом воском пузырьке.

Однажды Сергей пытался в термосе привезти с зимней рыбалки осколок хрустально-прозрачного ноябрьского льда с Красноярского моря. Ледышка растаяла в дороге. Но если бы и привез, ее нельзя было долго хранить. «Ну и пусть! Хоть мама посмотрит», — возражал он на мои доводы.

А недавно я сам принял тьму мук и страданий, чтобы в неприкосновенности довезти домой большой белый гриб. Представляете/ конец сентября, и снег уже пробовал порошить, и вот стоит на чистой лужайке не какой-нибудь хлюпик, прихваченный морозом, — здоровый и крепкий, словно восковое наглядное пособие, тяжелый, будто литой, красивый, как грибной бог, и смелый, открытый, как сказочный герой, великан-боровик. Я так и обомлел.

В котелок гриб не лез. Как довезти его непорушенным, непомятым? Показать дома такое — ведь чудо!

Я режу два упругих ивовых прута, гну из них обручи и вставляю в рюкзак, отчего он становится похожим на железную бочку. Гриб в безопасности, но нести такой мешок очень неудобно. Еще хуже досталось в переполненной электричке. Пришлось полдороги держать мешок на вытянутых руках над головами. Ребята вокруг смеялись:

— Это он не иначе царевну-лягушку везет!

Жаль, что гриб нельзя было долго хранить.

Я заметил: чем дольше лежит вещь в нашей коллекции, тем дороже становится. Самой большой моей драгоценностью является осиновый лист, который давным-дав-но, когда я был мальчишкой, медленно кружась, упал к нам в котелок с чаем. А кипятили ^от чай мы с отцом на лесной поляне. Этот листок бережно хранится в особом пакете. Непосвященному было бы странно узнать, что давно потерявший яркие краски лист гораздо ценнее, например, огромного лосиного рога, который я однажды волок из лесу до станции двенадцать километров. Еще бы не дороже! Ведь с годами лист приобрел волшебную силу: он может возвращать меня в детство. Не надо никаких фотографий — я вижу тот далекий сентябрьский день как сегодняшний. И не только вижу. Я вновь переживаю настроение того дня, свои мальчишеские чувства и ощущения — я чувствую себя тем мальчишкой. Вот какой лист.

Б. ПЕТРОВ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В ту осень, теперь давнюю, мы жили вдвоем с матерью. Гнали недели, месяцы, дожидаясь отца. Он подолгу отсутствовал, кочевал по Сибири, по казахстанским просторам. Искал руды. Кочевали за ним и мы. Где оставит нас, там и ждем. В этот раз таким местом был поселок на берегу Урала.

Из добрых чувств соседи подарили нам котенка, совсем еще несмышленыша.

Что было делать? Отказаться — людям обида. Взяли. Не долго думая назвали Муркой.

Соскучиться с ней было мудрено. Часами могла носиться по дому, скакать и прыгать, гоняться за бумажкой или охотиться за мухой, куда-нибудь карабкаться, взбираться, вновь спускаться. И все это с ужимками, с таким потешным видом.

Конечно же, мы с Муркой подружились. Вместе ели, вместе спали, были почти неразлучны. По утрам, уходя в школу, я сажал Мурку к себе на плечо, нес до ближнего поворота. Потом опускал на землю, гладил на прощанье и, слегка подтолкнув, говорил:

— Домой! Домой!

Не знаю, понимала меня Мурка, нет, скорее всего в действие вступал инстинкт: в поселке хватало собак. Но так или иначе она без промедления бежала к дому. Нет, не спасалась бегством от опасности, трусихой Мурка не была. Ничуть. Она бежала, приподняв свою ушастенькую голову и вздернув хвостик, — мягко, плавно, даже грациозно, чуть взбрыкивая лапками, минуя все препятствия, что попадались на пути.

К обеду я обычно возвращался. Верная дружбе Мурка ждала меня у поворота. Спокойствия да и удобства ради она взбиралась на невысокий, сложенный из самана дувал.

Завидев меня издали, спрыгивала, кидалась навстречу. К дому следовала у меня на плече.

В перерыв прибегала мама. Пока собирала на стол, Мурка смирно сидела в углу возле блюдца. Поглядывала с пониманием, ждала. Ела аккуратно, не спеша, не роняя достоинства, дочиста вылизывала блюдце и, довольная, сыто жмурилась.

К зиме в нашей Мурке уже трудно было узнать прежнего легкомысленного котенка. Сильная, ловкая, ладная, все замечает, видит, слышит, даже, кажется, понимает. Смышленый, чуткий зверек.

Вдоль Урала пролегал старинный тракт, степная наезженная дорога. В зимнюю стужу и в летний зной шли по ней автомаши