Юный Натуралист 1973-03, страница 42

Юный Натуралист 1973-03, страница 42

51

тый великан уселся поудобнее и замер, вслушиваясь, осматриваясь. Можжевеловый куст, за которым я сидел, укрывал меня от его глаз. Минуты через три он вытянул шею и издал звук, похожий на хрюканье.

Затаив дыхание рассматривал я сквозь хвою диковинную птицу, сохранившуюся до наших дней от каменного века.

От канавы донеслось щелканье, словно кто-то ломал сухие сучки. Потом послышались шипящие звуки, будто натачивали бруском нож. Помню, когда на этом же болоте я впервые услыхал глухариную песню, не сразу поверил, что эти необычные тихие звуки — голос самого короля боровой дичи. Да и расслышал я их лишь тогда, когда отец, старый охотник, прерывистыми прыжками подвел меня почти вплотную к тому дереву, на котором токовал пернатый великан. А теперь-то я твердо знал, что в лесу нет более красивых и волнующих звуков, чем эта непритязательная песня.

Глухарь надо мной встрепенулся, прошелся по суку и, опустив крылья, тоже защелкал большим желтоватым клювом. Щелкал он с перерывами, словно раздумывая. Песня соседа возбуждала его, и с каждой минутой он все больше оживлялся. Черно-бурые крылья его обвисли, шея вытянулась, огромным веером распустился хвост.

Точно гром прокатился вдруг по болоту ружейный выстрел. Стреляли на канаве. Слышно было, как зашумела, обламывая ветки, тяжелая птица, кто-то зашлепал по воде. Потом раздался второй выстрел, злобное ругательство. Видно, глухарь был только ранен.

Перекаты эха заходили по болоту. Глухарь над моей головой сердито скрипнул и сорвался с сосны.

Тут только я заметил, как озябли разутые ноги, и, сменив портянки, торопливо натянул сапоги. Потом наломал веток, сделал из них перину и, завернувшись в байковое одеяло, улегся. Настроение было скверное, точно стреляли по мне самому. ->

До полуночи лежал я с открытыми глазами, напряженно вслушиваясь в тревожное, настороженное безмолвие. Мне рисовался облик охотника-браконьера, губителя красоты, его хищная физиономия. И представлялась она в виде оскаленной морды рыси, готовой броситься на любое живое существо. В сухих листьях прошуршала мышь, на другом конце болота жутко проухал, пытаясь напугать кого-то, ушастый филин. И снова — могильная тишина.

Перед рассветом просыпаюсь от холода.

Чистое небо сияет золотой россыпью звезд. Погода предвещала ясную зорьку, добрый ток. Стараясь согреться, я энергично помахал руками и, снова закутавшись в одеяло, стал ждать рассвета.

Вскоре на востоке забелела полоска неба. На краю болота простонал лось, пролетел, «хоркая», вальдшнеп. Где-то в непроглядной выси барашком проблеял бекас. Словно приветствуя утреннюю зарю, прокричали журавли. С чем сравнить красоту пробуждающегося лесного утра?..

Тихо-тихо зашагал я вдоль канавы. Но, как ни вслушивался, глухариной песни не уловил.

С каждой минутой становилось все светлее и светлее.

Через прогалину неожиданно увидел глухаря. Он сидел на сосне неподвижно, точно окаменелый. Укрывшись, жду его песни. Но глухарь так и не запел. Вчерашние выстрелы расстроили ток.

Взглянув на поднимающееся солнце, я заспешил на старую гарь, где неумолчно заливались тетерева.

М. СЕСЛАВИН Рис. В. Толстоногова