Юный Натуралист 1973-05, страница 33

Юный Натуралист 1973-05, страница 33

51

ВЕСЕААЯ ПТИЦА

Однажды весной я проснулся от какого-то странного шума на крыше. Поднял голову от подушки, глянул в окно и увидел, как две синицы, упав сверху, заметались в кустах сирени. Приставил к глазам бинокль и стал следить за ними. Птицы опускались на землю, трепеща крыльями, повисая вниз головой на ветках, делали отчаянные коленца.

Я поскорее оделся и спустился с крыльца в сад. Сел на скамейку, прикрыл лицо газетой, постарался стать невидимым для птиц, но тут же услышал их тревожные, сердитые крики.

День за днем птицы летали по саду и придирчиво осматривали то одно, то другое дерево, заглядывали в старый скворечник, в почтовый ящик на заборе... Нелегко им было найти подходящее место для гнезда. А быть может, мешала разборчивость молодой хозяйки.

Как-то, возвращаясь от соседей, я приметил на стене дома синицу. Она уперлась в бревно лапками и выдергивала клювом паклю. Набрала целый пучок — и стрелой к раскидистой липе, в дупло. «Так, так, — смекнул я. — Значит, соседи!»

С рассвета до сумерек неустанно трудились птицы, таскали солому, перья, кроличью шерсть, тонкие стебли трав. Самец неотступно следовал за своей подругой н подавал ей строительный материал прямо в клюз. А пока она занималась благоустройством жилища, развлекал ее звонкими, мелодичными песнями. В мае я увидел, как счастливый отец покачивается на бельевой веревке у сарая и охраняет свое гнездо от непрошеных посетителей. Он никому не разрешил приближаться к заветному дереву, где в дупле сидела его подруга.

По временам он резко взмахивал крыльями и цыкал то на темногр>дых забияк-воробьев, . то на пересмешников-скворцов, то на серых пронырливых мухоловок. И тут, на беду, в сад залетела сойка. Важно уселась на березу и начала приглядываться: «Чем бы поживиться? Чье бы гнездо разорить?» Что здесь произошло с отцом семейства! Он принял воинственную позу, вытянул шею и, словно ястребок, стал наскакивать на врага.

Хохлатая разбойница попятилась и, не выдержав натиска малой птахи, неуклюже сорвалась с ветки и полетела над землей. А храбрец то и дело нагонял ее, норовил клюнуть и беспрестанно кричал.

Когда опасность миновала, синица вер

нулась на прежнее место, но долго еше возбужденно посвистывала. Наверное, она рассказывала птицам, как много ей пришлось только что пережить.

Летом я часто ездил в город и потерял синиц из виду. Однажды в воскресенье мы собрались на открытой веранде у самовара. Мать напекла пирогов с вареньем и подала их к столу.

Я стал заваривать чай и услышал за спиной легкий шорох. Обернулся и замер, пораженный. На проводах сидело целое синичье семейство. Гордые родители по краям, а в середке девять маленьких желторотых шариков.

Я взял со стола пирог, покрошил его на тарелку и поставил в стороне — угощайтесь. Синицы тотчас же начали таскать кисочки и кормить ими птенцов

Вдруг по дорожке пробежал шкодливый соседский кот Маркиз. Птицы разом притихли, насторожились и одна за другой взлетели на березу.

Пока сестра убирала посуду со стола, синицы вполголоса переговаривались о чем-то друг с другом.

«Вот и чудесно, — подумалось мне, — птицы много потрудились, пережили нелегкие минуты, а теперь пришло время отдохнуть. Сколько неизведанной радости принесет а сад молодое крылатое племя!»

Неприметно подкралась осень. Побелела, выцвела синева неба. Загремели ставнями ветры. Воздух пропах антоновкой, житом, горьковатым печным дымком. В доме сделалось одинокг, и я решил пойти в лес. Посмотреть на «золотой снег:* под березами, полюбоваться смешением нежных тонов и красок.

Я шел мимо темного, поросшего ивняком и осокой пруда. Палые листья пестрели на влажной дороге.

Вдруг над головой в ветвях сосны мелькнул желто-зеленый огонек, послышался легкий шорох. Я застыл на месте. В пяти шагах от меня на пень опустилась синица и заплясала на нем.

Грудка лимонно-желтая, а посредине черный галстук. 'Щеки — белоснежные. На голове — бархатная шапочка. Стройная, точеная. Птица кувыркалась, пряталась и, словно балерина, взмахивала крыльями.

Внезапно я стал свидетелем чудесного лесного представления, а дряхлый, замшелый пень преобразился и ожил.