Юный Натуралист 1973-05, страница 8

камень не пробьет такой ковш, там металл толщиной сантиметров в десять. Они и должны сделать последнее движение.

Уже ожидание стало томительным, все молчали, даже шепотом никто ничего не говорил, и думали, наверно, об одном: взрыв близко к фундаменту плотины, не повредил бы он ее. Хотя об этом-то тем более не говорили.

И тут земля в котловане взлетела... Это произошло беззвучно, звук пришел потом. Земля вставала неохотно, медленно, словно это и не взрыв был, а кто-то выпихивал из скалы глыбу за глыбой, потом начал крошить их прямо в воздухе, нести выше, и, наконец, пыль, гарь, дым заволокли все.

Потом я увидел, как люди улыбаются. Они улыбались друг другу. И даже вроде бы извинялись за эту невольную улыбку. Но это было уже тогда, когда выяснилось, что все прошло благополучно. А значит, сделан еще один шаг к тому радостному для всех дню, когда займутся здесь сизые волны и разольется водохранилище. И заблестит под сибирским небом новая голубая чаша Саян.

Ю. Степанов

ВЕРНОСТЬ

Взрослым наша игра в войну не нравилась — много шуму, и мы стали играть за деревней, на одушке леса. Вырыли настоящий окоп — широкий, глубокий. Замаскировали, перекинув рез него жердочки, на которые набрасали еловых лапок.

Хороший вышел окоп. Только вырыли его на беду.

Однажды, когда еще не рассвело, вся деревня проснулась от громкого, тоскливого рева лося. Многие, а уж мы, мальчишки, в первую очередь, высыпали на улицу: на опушке леса, возле нашего окопа, стоял сохатый.

Охотник Дмитрий Иванович вышел с ружьем, но стрелять не спешил.

— Беда какая-то, — сказал он.

Люди направились к опушке леса, и сохатый медленно, оглядываясь на окоп, отступил в лес.

Охотник был прав: в наш окоп сорвалась лосиха. Падая, она сломала хребет и сейчас беспомощно лежала на дне, измученно, просяще смотрела i 1 людей.

Нас, мальчишек, послали за ветеринаром в соседнюю деревню. Но спасти лосиху не удалось.

На следующее утро деревню разбудил тот же громкий, тоскливый рев сохатого. Я бросился к окну: лось стоял возле нашего окопа, высоко задрав голову, и трубил.

Он пришел на то же самое место и на третий, и на четвертый день. И все трубил — громко и жалобно, тосковал по своей лосихе.

Я просыпался с первым трубным звуком, прилипал к окну и смотрел на лесного великана, на его широкие, ветвистые рога. Передние ноги у сохатого были выше, стройнее задних. Шея выгнутая, сильная, со стоячей короткой гривой. Когда он задирал голову, это был сильный, грозный зверь. Но едва начинал тосковать — его становилось жалко.

К окопу, когда лось уходил, стали приносить кто хлеба, кто травы, кто воды в лохани. Лось к еде не притрагивался.

Целый месяц приходил сохатый на место гибели своей лосихи. А в одно утро не пришел.

Я побежал к охотнику.

— Значит, больше не придет, — сказал Дмитрий Иванович. — Может, что случилось с сохатым, а может, перешел он в другие места, чтобы забыть свою ^беду.

В. Костылев