Юный Натуралист 1973-08, страница 40

51

— Больше нету, Степа. Сколько всего?

— Должно быть сорок семь, — ответил Степа, поднимаясь с земли и стряхивая с рук вязкую глину.

— Что вы ищете? — поинтересовался я.

— Копали червей, а нашли карасей, — ответил товарищ Степы.

Я не заметил никаких карасей, подумал, что шутят, строго сказал:

— Хватит вам сказки сочинять, скажите лучше, как на Черный ерик пройти?

— Черный ерик? — удивленно переспросил Степа и рассмеялся. — Да вы, дядечка, сами сказк^ сочиняете — это надо идти за свиноферму. Туда и к обеду не дойдешь. Правда, Миша?

— Не близко, — деловито ответил Миша. — Вы, наверное, нездешний, идемте с нами на Гусиный мыс, там подлещики, окуни хорошо клюют.

Мне ничего не оставалось, как согласиться с предложением ребят, тем более хотелось узнать, для чего они нагрузили садок черными комьями, переложив их свежей травой.

Просунув кол под веревочку садка, ребята взялись за концы, и мы пошли. Степа был поменьше, худосочнее, вихлялся под тяжестью груза, ноша раскачивалась, била его по ногам. Я выбрал удобный момент, заменил его, и дела пошли лучше. Степа интересовался моими складными удилищами, цветными жилками, крючками. Рассказал, что живут они с Мишей на колхозной птицеферме, в школу ходят за три километра и ничуть не устают. Зимой идут по лесу на лыжах, весной плавают туда на лодке, а осенью на велосипедах. Миша тоже присоединился к нашему разговору и рассказал, как они весной, во время тумана, вместо школы приплыли к рыбакам. Рыбаки накормили их ухой, посадили на моторку, взяли на буксир их лодку и привезли в школу.

Я с удовольствием слушал их рассказы и представлял, как они бродят в лесу, перекликаясь громким «ааа-ууу», плывут на лодке или мчатся среди лугов на велосипедах. Сколько у них разных приключений бывает! В душе даже упрекал себя за то, что так нехорошо подумал о них.

За разговорами незаметно подошли к озеру, заросшему высоким камышом.

Ребята, вытряхнув в траву комья, брали из груды по одному, заходили в воду поглубже, терли в руках, словно мыло. Вначале в воде появлялась густая чернота, потом муть постепенно оседала, и в ребячьих ладонях оказывалась рыба. Правда, она была еще грязная, но можно было узнать самого обыкновенного карася. Почувствовав воду, карась начинал раскрывать жабры — дышал, потом шевелил

плавниками. Когда рыба оживала, Степа громко кричал:

— Миша, и этот живой...

Он бежал к садку, надежно привязанному к тростникам и опущенному в воду, клал в него рыбинку, сам брал другой комок и старательно разрушал клейкий панцирь на пленнике. Мне стало ясно — как очистят рыбу от грязи, понесут домой.

Когда все комья были разрушены, а рыбы брошены в садок, Миша сказал:

— Пусть отдохнут, отмокнут получше.

— Чего им отдыхать, они уже плавают,— возразил Степа, ероша вспотевшие кудри.

Миша молча следил за стрекозой, которой протянул палец, приглашая сесть на него. Степа не переставал упрашивать:

— Что тебе, жалко? Я только одного.

Когда стрекоза села на палец, расставив

в стороны прозрачные крылышки, Миша ответил снисходительно:

— Ладно уж, возьми одного, да осторожнее.

Степа выбрал карася, который был пошустрее, зашел в воду, ловко сложил ладони, и рыба оказалась будто в лодочке. Вначале карась неуверенно перебирал плавниками, потом веселее заработал хвостом и поплыл вперед. Степа шел за ним, как за бумажным корабликом в луже.

В тот день я возвратился с рыбалки с пустыми руками, но был доволен больше, чем когда-либо после хорошего улова.

С Мишей и Степой мы крепко подружились, много раз ходили в займище, находили обмелевшие озера, выбирали малька, которому душно становилось в теплой воде, и ведрами переносили на большую воду.

П. Сергеев