Юный Натуралист 1974-04, страница 4552 висшей, а верхняя, вздернутая и перекошенная, открывала крупные и тоже кривые резцы. Этот рот изображал как бы усмешку. Надменную и свирепую. Веселый поднял уши ■— тот насторожил свои, он сел столбиком — то же сделал двойник. Тогда, обозлившись, Веселый прыжком бросился на отвратительного пересмешника. Но, ощутив лишь холод во рту и под шерстью, выскочил на камни. Повернулся: на воде только крупная рябь. Что-то тревожное, чего он не мог осознать, осталось в нем после этого, и он уже никогда не смотрел в подсвеченные тиховодья. Шло время, и Веселый мужал. В каких передрягах он не побывал! Обессиленный бескормицей, барахтался в снегу, грыз кору, как только попадалась. А на чернотропе раз угодил в петлю. Она захлестнула шею, но еще не затянулась. С силой оттолкнулся задними лапами, и, к счастью, тонкая проволока не выдержала, оборвалась. В него стреляли, но издали: лишь несколько дробин осталось под шкурой. Как-то угоняла его большая собака и уже готовилась сомкнуть челюсти на его шее. Тогда он, задыхавшийся, сделал последний прыжок в сторону и сел перед собакой столбиком: умирать, так достойно, глядя смерти в лицо. Но удивительно! Когда встретились их взгляды, собака отвернулась. Еще глянула на него и побежала назад. Почему же он получил кличку Веселый? Кто-то из охотников-острословов, наверное, увидел его в фас, и уродливый рот зайца показался ему смеющимся. С годами заяц становился разборчивее в пище. Все, что недавно ел с аппетитом, уже не устраивало. Искал ночами чего-то повкуснее. Один из таких поисков завел его в сельские огороды. Вот где было добра! Похрустел молодой капустой, сгрыз несколько морковин. Но больше понравилась фасоль. От нее не мог оторваться. Нет, от такой пищи не возвращаются к далекой лежке, где все надоедливо и безвкусно. Пусть здесь много людей и ненавистных собак — он ни в чем не уступит им. Где же поселиться? Выбежал за поселок, к обмелевшей речке. Привычный и приятный плеск. Выше того места, где он остановился, речка делилась на два русла, а перед ним был островок. Веселый запрыгал по редким надводным камням. На островке у ивового куста — огромная серая глыба. Вот то, что ему нужно! Работая передними лапами, он вырыл под камнем просторную лежку и успокоился в ней. Сухо, прохладно, безопасно. И рядом отличная столовая. Так и зажил Веселый в уюте и довольстве. Но это не понравилось хозяевам огородов. Веселого подстерегали с ружьями, а собаки гонялись за ним по пятам. И он то замирал в траве или у куста, то хитро запутывал след, то прыгал от опытной собаки в недоступную ей расселину или останавливался перед какой-нибудь дворнягой, пугая ее своим уродством. Так что охота на него не имела успеха, а от фасоли оставались голые стебли. Беда пришла с другой стороны. Горные речки коварны: то ручейки, воробью по колено, а то вспухнут, взрокочут, не подступиться. Не учел Веселый, что его жилье уже не над скалой, а на низком островке. Когда высокогорья отзывались грозой и по ущелью тянула сырость, он, как всегда, сытый и довольный, пришел с огородов и улегся отдыхать. И только задремал, как под ним дрогнула земля и вокруг загудело, застонало. Потом вода заплескалась у самого камня. Он выскочил из лежки — кругом бурлящий разлив. Броситься вплавь, к скорой смерти, или вскочить на камень, немного отдалить гибель? Выбрал последнее. Вода сердито хлестала камень, а Веселый то подскакивал к краю, всматривался в буруны, то пятился назад: нет, не доплыть, не спастись. Сел на задние лапы, и его смешок стал горьким, а взгляд покорным — будь что будет. В эти минуты из-за холма, где было кукурузное поле, до его слуха донесся лай. Приближаясь, он четко выделился из шума воды. Заяц вскочил и опять прилег: что ему теперь собаки! И вот там, где делилась речка, с крутого откоса, уже четко освеченного, точно скатился здоровый секач. Веселому случалось видеть таких в лесу, и, хотя они не преследовали его, он побаивался их. Но сейчас ничего не было опасней воды, и он спокойно смотрел, как кабан решительно вбегал в воду, как поплыл. Резал и резал быстрину мощной грудью. Собаки сбежались на берег и, возбужденные, лаяли и скулили. Как ни силен был пловец, Веселый видел: течение сносило его вниз, подгоняло к камню, который уже начала облекать вода. Тут нашего героя как бы осенило. Он привстал и, выждав нужный момент, вдруг оттолкнулся. Прыжок получился точным, как умелый выстрел. Веселый опустился у темневшего над водой загривка. От толчка секач на секунду погрузился до ушей, но заяц устоял на спине этого невольного и первого в жизни друга. Обхлестываемый волнами, он поводил ушами и усмехался, но уже не надменно-свирепо, а скорее счастливо. В. Гатилов |