Юный Натуралист 1974-11, страница 40

49

АЮСЫСА

НА ЗВЕРОФЕРМЕ

Историю эту, которую правильней бы назвать «Нил и Люська», я услыхал от самого Нила Никоновича. Рассказывал он ее, надо сказать, редко и неохотно, но если уж начинал, то говорил подробно, уверенный, что все в ней и нужно и интересно.

Нил Никонович был директором песцовой зверофермы, Люська же была песцом. Но не обыкновенным, каких на ферме не одна тысяча. Люська была ручной. Если же учесть, что ручные песцы почти не встречаются, то это и впрямь было удивительное создание.

— Может, я и зря это сделал... что привез ее, — так обычно начинал Нил Никонович. — Ведь все было известно заранее: у нас тут, к сожалению, не зоопарк... А может, и не совсем зря, — рассуждал он. — Все-таки люди на ферме посмотрели то, чего никогда не видели, н удивились. А это редко бывает: человек в своей профессии, которой, скажем, полжизни занимается, удивляется редко. И выходит, такое чего-нибудь да стоит. И я только одно точно знаю: будь Люська на воле, ни за что бы не взял ее — наверняка не взял бы! А она жила на такой же ферме, только в Кировской области. Там и родилась и выросла. Так что о вольной жизни своих диких сородичей и не слыхала. Может, только догадывалась... Но как?

Трудно представить, чтобы Люська при всем своем уме «догадывалась», что у песцов есть какая-то другая жизнь, кроме как в клетке, ведь она родилась в ней. И родители ее там же появились на свет, и родители ее родителей тоже. Но случись такая возможность, и звери с фермы охотно бы разбежались. Так что выходит, что-то о вольной жизни они все же представляют, если так стремятся туда.

— Да вот хоть клетки, — говорил Нил Никонович. — Из какого-нибудь мягкого или там бросового дерева делать их никак нельзя. Бесполезно! В момент прогрызут — и только их и видели — уйдут! Так что приходится делать их из одной лиственницы, а это дерево крепкое и дорогое. И то — если не уследишь, обязательно прогрызут и его.

Нил Никонович увидел Люську в клетке, приехав, как обычно, за пополнением для своей зверофермы. Ферма в Туве, которой он руководил, организовалась в 1958 году — тогда из Казани приехали сюда в горы первые сто голубых песцов. Потом к ним добавлялись песцы из Хакасии, Эстонии. Такой обмен улучшал поро

ду, и фермы старались постоянно знать, что же происходит на соседней. Так Нил Никонович и приехал на соседнюю звероферму.

Здесь были прекрасные вуалевые песцы. Нил Никонович уже отобрал столько, сколько ему казалось нужным взять к себе на ферму, все документы были оформлены, а он готовился уезжать, когда ему предложили взглянуть на Люську.

Он шел по длинному узкому проходу между рядами клеток, и звери, как обычно, еще издали заслышав человека, забивались в самые дальние углы. Они глядели на проходящих с неиссякаемой настороженностью, пытались забиться еще глубже и поэтому вертелись, ощущая всем телом, что забиваться дальше некуда. Сдержанное злое рычание неслось из каждой клетки. Люська же сидела в своей клетке совершенно спокойно — так сидят щенки домашних собак, когда они уже понимают, что бояться им нечего и что, кроме родной матери, у них есть еще и человек.

Люська даже подалась вперед. Она ткнулась своим острым щенячьим носом в сетку и с интересом понюхала нового человека. Запах не напугал ее, может, даже понравился, и она тихонько заскулила.

— Возьмите... Возьмите, — улыбнулась женщина, сопровождающая Нила Никоновича.

Он отворил клетку, но чуть-чуть. Люська просунула нос в щелочку, стараясь ее расширить.

— Да вы не бойтесь, — подбадривала женщина.

Люська была большая. При желании такой песец мог свободно отхватить палец, а то и пару. Недаром, если на фермах случается нужда брать песцов в руки, то надевают специальные рукавицы из толстой козьей шкуры, покрытые брезентом. И то без сноровки руками песца не очень-то возьмешь — может вцепиться и в рукавицу. И тогда уж не отпустит ни за что. Поэтому, когда Нил Никонович держал на руках большую теплую Люську, а та, еще немного повертевшись, наконец устроилась поудобней и моргнула обоими глазами, он понял, куда ему сейчас надо идти.

С Люськой на руках он шел сквозь рычащий ряд клеток. Нельзя было упускать случая. Если он просто явится в контору и попросит, чтобы ему продали и Люську, то над ним только посмеются: чего, мол, захотел — у самих одна такая! Он шел, Люська от страха еще сильнее прижалась к нему и распушилась. Голубоватая шерсть торчала дыбом и колыхалась. Легкий ветер то сминал ее, то, наоборот, расправ